Disculpa, pero esta entrada está disponible sólo en Ruso. For the sake of viewer convenience, the content is shown below in the alternative language. You may click the link to switch the active language.
О проекте «Эшелон», о его истории и идеологии рассказывает Дмитрий Чёрный.
Первомайская демонстрация этого года имела неожиданное продолжение. Внезапно в самом центре Москвы была сооружена сцена, на которую взобрались молодые люди и сыграли при скоплении народа красные гимны и радикальные песни протеста. Так проявило себя молодое движение «Рок-коммуна». Одним из участников движения является коллектив «Эшелон», созданный известным бардом, лауреатом конкурсов «Песни сопротивления», Иваном Барановым и лидером группы «Отход» Дмитрием Чёрным. О проекте «Эшелон», о его истории и идеологии рассказывает Дмитрий Чёрный.
Д.Ч. Начинается все еще до моей встречи с Иваном Барановым. Существовал проект «Отход» — абсолютно не политический, мы себя считали русским гранжем. «Нирвану» мы, впрочем, не копировали. По какому-то наитию селекционировали свой гранж. Но в последнем альбоме «Ответный ход» парочка песен («Власть вещей» и «Кибальчиш») стала заворачивать в политику. Однако я стал чувствовать, что музыкантов группы это не прикалывает. Последнее выступление состоялось во время бомбардировок Югославии на Лубянке, в поддержку политзаключённых. После чего «Отход» начал затихать. Я поймал на концерте «Обороны» в конце 2000 г. Баранова и предложил ему спеть «Песню воина-интернационалиста» (о Югославии). Затем в течение полугода шло непрерывное общение и где-то летом 2001 г. было решено начать проект «Эшелон». Уже в конце августа месяца мы репетировали программу, состоящую из песен Баранова, из моих и — нашего гитариста Михаила Рудина. Можно сказать, каждый внёс свою лепту. Первое выступление на Дне комсомола в кинотеатре «Баку». Потом «Ю-ту», возможно, после этого клуб и закрыли. И, наконец, концерт с «Гражданской Обороной», ставший альбомом. Сейчас пишем новую пластинку с предполагаемым названием «Тоталитаризм now».
Корр. Что такое «Рок-коммуна»? С чем связана такая яростная политичность «Эшелона»?
Д.Ч. «Рок-коммуна» — образно говоря, попытка выстроить некое подобие Сиэттловской тусовки («Нирвана» и пр.), но под своими знамёнами. Основная задача — зацементировать уже существующие связи. Пока «Рок-коммуна» — это «Эшелон», «28 гвардейцев-панфиловцев», «Анклав», «Разнузданные волей». Возможно, присоединятся «День Донора», если традиция выступления с национал-большевистскими командами будет продолжена. Что касается политичности. Моя эволюция в «Отходе» была именно в эту сторону. Энергия в группе кончилась на том моменте, когда я резко шагнул влево. (Хотя сейчас «Отход» не умер, возможно, мы ещё что-нибудь замутим). Пошли и по духу, и по содержанию левые проекты. Ребята привыкли выступать в клубах, где все спокойно, лениво. А я предлагаю — давайте выступим на площади, на крыше, на митинге! Баранов из АКМ, я — член Союза коммунистической молодежи. Такие горячие красные парни. У нас есть теория агрессивности саунда, связанная с агрессивностью текста. Металлическая гитара, звучащая в «Арии», в «Мастере», дискредитировала себя. Люди поют про девочек, про свечки. А под это подаётся жёсткая гитара. Это нелогично. Жёсткость должна быть там, где человек высказывается напрямую про текущий момент, выбрасывает все свои эмоции. Мы изначально, по замыслу, хотели быть гимновой группой (более того — мы пытаемся вывести саунд современного рокового марша). В которой ярко-красный позитив преобладает над негативом. «Смерть буржуям» — факт, песня, слоган, по которому нас узнают. Это, конечно, негатив. Но таким негативом наше творчество далеко не исчерпывается. У скинхед-групп всё-таки только мрачная, замкнутая агрессивность. У нас — довольно гибкий подход. Может быть, ход в сторону негативной агрессии, но тут же ход в сторону левого романтизма в духе Пахмутовой.
Корр.Что означает понятие «красная альтернатива», которое вы активно употребляете?
Д.Ч. Одновременно подчёркивает и политическую составляющую, и музыкальную. Обоснование саунда в идеологии. Текст агрессивен, политичен. Все альтернативщики 90-х гг. в Америке кончились. Такая вымершая диаспора. Это тоже был бунт, но опосредованный наркотиками, алкоголем. В силу специфики общества. Альтернатива официальной сцене как поп-, так и рок-звездам, которые давно слились в общем экстазе. В клипах у них снимаются одни и те же фотомодели. Тут – противопоставить своеобразно понятую искренность, социальный аспект. В какой-то момент всё загнулось. Энергия кончилась, кто-то умер, кого-то взяли в истеблишмент, в то самое презираемое сообщество поп-рока. В России же альтернативы как таковой не было. А всё, что называлось (I.F.K, Crocodile T.X. и пр.), обычная калька с Запада. В лучшем случае присутствовала некая социализированность. А у нас политика, причём ярко-красная политика. Нас иногда воспринимают не как музыкантов, а как пропагандистов, выразителей политической линии. К тому же для многих мы несём в себе элемент какой-то новизны, свежести.
Корр. Вы очень много используете чужих песен. С чем это связано?
Д.Ч. Банк отслушанности порой сильно перевешивает собственный стиль. Свои песни есть, их достаточно. Есть некоторая нерешительность в отношении их. Но, думаю, уже на альбоме собственные идеи будут активно прописаны. Что касается старых советских вещей. Ностальгия сейчас у многих. Только ленивый не перепевает советские песни. Но «Приключения электроников», «Элизиум» — просто ностальгия, помноженная на коммерческий расчёт и собственную творческую импотенцию. Летов — ностальгия со смыслом. Содержание виднеется. А у нас просто и открыто — «Ленин, партия, комсомол». Ностальгия без осознания не имеет смысла. Это некое временное настроение, от которого человек может очень быстро отойти. Для нас в ностальгии есть смысл более глубокий. Были времена, когда люди жили именно так, как в песнях поётся. Мы верим песням буквально. Поэтому мы их сегодня поём. И они сегодня звучат гиперреволюционно. Та же «Ленин, партия, комсомол». (Когда-то вполне официальная, не революционная). Эти вещи очень сильно эпатируют. Может быть, даже больше, чем, к примеру, «Смерть буржуям». Мы, безусловно, наследники советской культуры. Причём 30-х годов в большей степени. Я лично безумный фанат старых маршей. 70-е годы в значительной степени эйфория, что и в музыке чувствуется. «Как молоды мы были» — уже ностальгия, не взгляд, не движение вперед. Хотя песни, безусловно, хорошие.
Корр. Какое отношение к сегодняшней рок-тусовке?
Д.Ч. У нас рок ассоциируется с либерализмом или, как мы говорим, с контрреволюцией. В чём исторический сарказм. Тот же самый панк на Западе издевался над капиталистической системой, у нас же получалось — над социалистической. Свадьба рока и политики состоялась в 1991-м, фестиваль «Рок на баррикадах». Рокеры приходили — мол, это наша власть, даёшь пиво, девок, демократию. Считалось, что вот они, ценности рок-н-ролла, воплощенные в жизнь. И тут же пошла коммерция. Играют люди хорошо, но в башке пусто. Многие роковые молодые команды не понимают, в какое время живут. Они не поют о политике. Или же, пародируя старые ходы, просто меняют смыслы. То, что у «Sex pistols» было выражением бунта, в нашем случае (какой-нибудь «Наив») становится апологией тупой аполитичной индифферентности. Типа я лежу на диване, пью пиво, мне на всё наплевать, лишь бы ты была рядом.
Мы в принципе к рок-н-роллу как к развлекательному жанру не имеем отношения. Наша отечественная рок-музыка началась для меня не с БГ. Возможно, тогда меня отталкивал вокал. Сейчас же я нахожу в нем предтечу «Мумий Тролля» и многих других так называемых рокеров.
Русский рок начался с Егора Летова. Ориентир — он. Интерес к тексту возник именно под влиянием летовских творений.
Корр. Всё-таки что произошло 1 мая?
Д.Ч. Прорыв состоялся именно на уровне руководства партии. Это был запрос сверху. Проблема партии — привлечение молодежи. Мы это делаем с помощью концертов, разного рода акций. Технически всё получилось не идеально, играли через колокольчики, через которые обычно голоса звучат. Хотя рядом была нормальная концертная аппаратура. Но главное — нам открыли территорию. Есть положительные подвижки, которые, надеюсь, будут продолжаться. По крайней мере, взаимопонимание отцов и детей в рамках комдвижения наметилось. Все меньше и меньше людей старшего поколения протестуют против такой музыки, чувствуют идейное родство и нашу убеждённость, увлечённость. Это очень важно.
Корр. Можно поподробнее о проекте Трибунал им. Гражданской обороны?
Д.Ч. Еще не вышел «Трибьют», мы уже начали бить тревогу. Список команд о себе говорил. Я написал статью «Все на оборону Гражданской обороны», в которой подверг критике как состав, так и подбор песен, выбранных для пластинки. Мы предчувствовали, что будет глумёж, так и оказалось. «Родина» в варианте «Бабслея» и.т.д. Нас это задело за живое. Поэтому в нашей версии мы им в определенном смысле ответим. «Трибунал» — наш ответ Чемберлену. Трибьют — слово, подчеркивающее всю либеральность, западничество, тусовочность, диджейство. А у нас — трибунал — наоборот, советскость . К тому же имени «Гражданской Обороны». То есть мы подчеркиваем, что «ГО» — это наш символ. Участники «трибунала» — члены «Рок-коммуны». Плюс, как ни странно, I.F.K. Добро на реализацию от Егора получено.
Корр. Вы называете себя красной группой. А что для вас коммунизм?
Д.Ч. Это дело отцов. Этим жили предыдущие поколения. Мы пытаемся проводить линию на советский патриотизм — синтез левого и народного. Советское прошлое — славное прошлое. Красное знамя, серп и молот — наши иконы.
Но главное для нас — коммунизм — это будущее человечества. Преодоление царства отчуждения, энтропии. Иное — капитализм, атомизм, ужас, депрессия. Коммунизму нет альтернативы.
 Красный Эшелон){kind=link}