Выступление это открывает мою личную рок-биографию, хотя в те времена индивидуализма было минимум, мы только начинали группироваться, «сбиваться в стаи»… Удивительно, что спустя десятилетия оно способно вызывать всё те же «зелёные», непосредственные чувства стыда за не доигранные на клавишах нотки, за не состроенный с гитарами бас, за «гуляющую» его громкость. Я очень давно планировал опубликовать этот концертик, будучи уверен, что он где-то лежит в уже готовом, превращённом в трэки виде. Однако всё оказалось сложнее, прошлось кассету отдавать и на отцифровку, и на «разрезание» трэков.
Беспокойство о том, что качество записи как-то убавится — было излишним. Всё слышно, а стыдное особенно. Это не тот случай, когда важны нюансы и всякое такое прочее, связанное с саундами и атмосферой зала. Концерт важен прежде всего хронологической «фактурой», так сказать, своим наличием в пространственно-временном континууме. Да, тот самый 1991-й, когда никто из нас не подозревал, что осенью мы придём в 11-й класс в то же здание, в той же Москве, но уже в другой стране…
Впрочем, вот как раз в песнях и ответы, нас самих — нам же самим. Если у вас хватит терпения дослушать это струнодёргание до самой последней песни, сыгранной вроде бы на бис, — многое поймёте. Хоть это и не наша песня, а «Наутилуса», от которого фанател наш вокалист/гитарист Саша Щиголь, но настроения общественные и вытекающие из них политические тенденции там ощутимы очень хорошо.
Итак, садимся в наш «Делориан»? Включаем временной контур?
«Известная в определённых кругах группа»
Это Андрей Некрасов, наш с Сашей Щиголём одноклассник и главный редактор независимой от взрослых газеты «Глагол» (веяния перестройки — её величество Независимость Прессы). Правда, на этом фото он открывает уже второй наш концерт, октябрьский, который назывался модно «Пятница, 13″… Но делает он это в том же модном виде и не хуже, чем в первый раз, поверьте (аудиозапись, увы, не велась в тот раз, а видеозапись канула в видеотеке Шаровых, насколько я помню — наверняка, затёрта чем-то).
1. Труби, Гавриил! (слова Ильи Кормильцева, музыка Александра Щиголя)
Во вступлении Андрюхи стоит обратить на разность «титровки»! Это он говорит не импровизируя, а после согласования с нами за кулисами. Например, Филиппа Минлоса он называет надеждой советского рока. Советского! Прошу это зафиксировать, товарищи, — ведь никто не планировал оказаться вне СССР так скоро, в этом же году… Думали, что соврок как явление, уже обретшее своих классиков, будет развиваться, прирастать новыми поколениями. А «получилось по-другому, вышло вовсе и не так».
Если вспомнить, что на тот момент, в 1991-м рок-терминов «альтернатива» и «грандж» (сперва буква «д» там была) и близко не было в нашем словаре, неудивительно и что меня Некрасов представил как «надежду мирового панк-н-трэша» (стилистически представленное одной группой Faith No More, направление впечатляло тогда). Хотя, и альтернатива с серёдки почти 1980-х гремела в США, и свой первый альбом буквально в эти же дни записывают даже отступники (уже) от гранджа The Smashing Pumpkins… Но это категорически ещё разные эпохи и миры! Мы только подкорябываемся советскими перламутровыми, зелёными и бордовыми, медиаторчиками к «Битлам» в своих хэви-каверках…
Согласен, стулья на сцене категорически портят «сексуальность» нашего дебютного выступления! Но надо учитывать нервическую суету, которая обуяла всех перед концертом: в процессе подключения большие и красивые, расположенные нами для красоты по бокам сцены, но вовсе не соответствующие частотными характеристиками колонки «ЛОМО» умудрились перегореть. Представляете? (Колонка, что справа на стене над роялем — не о рок-музыке, она «общего вещания», подключена к радио-рубке Володи Булчукея, который обеспечивает всю техническую часть).
А зал-то набился уже полный-преполный. Ну, как на выпускной, например… Там человек за сто, а то и за двести уже было. Аж стояли в задних рядах. А Володя паяет колонку спокойной рукою. Мы же прячемся в «кулисах» — что на самом деле 5-й этаж в районе кабинетов ИЗО, пионерской комнаты и курилки клуба славянофилов Алексея Николаевича. Нам видны лица директрисы Инны Ерофеевны Забродиной (в заднем ряду), которой на «литовку» отдавал свои тексты Саша, и, ряду в третьем, — дружелюбное лицо завуча, Светланы Александровны, обучившей нас английскому языку настолько, что мы немного на нём споём…
Первая песня, конечно, была по замыслу «боевиком». Я там чуть-чуть на детских клавишках Casio, взятых у Паши Бородина (внука Покрышкина), не доиграл колокольное вступление, но с ритма не сбился, что тогда было важнее — вступление подхватывает неистовый и самый младший из нас Петюня Жаворонков (он один не прекратит ни на год впечатывать свои удары в историю нашенского рока! так что это начало великого пути). И ещё надо было успеть, пока Петя отвлекает зал, перекрутить из-за спины гитару «Бас-1», вступить в «тяжёлой» части!.. Финал песни — иронический гитарный вальсок, который выражает судьбу небесной, вышней призывности в обывательском земном мире. При эшелонском переиздании песни в 2021-м мы этот кусок умышленно упустили: ирония эта сугубо совроковая, осталась вся в 1991-м, нынче снова пора трубить, а город спит ещё крепче.
2. Мастер творить чудеса (слова, музыка Александра Щиголя)
Песня, наиболее отражающая реальный мир, в котором жил в тот момент товарищ Щиголь, наш по группе старшой и организатор перетаскивания инструментов к нему домой для репетиций (на Таганку). У Саши были все задатки индивидуально-трудовой инициативности и наличие как раз тех талантов, что через каких-то пару лет будут главными у поколения приватизаторов и обеспечат им богатейшую жизнь в дальнейшем… Но мы занимались под его руководством наименее заметным обществу в экономическом плане и наиболее заметным в плане эстетическом, так сказать, делом — рок-музыкальным. Отмечу, что Саша мог легко договориться о репетициях (конечно, бесплатных!) в ближайшем к его дому ПТУ. Вот так — зайти с улицы и договориться. Эх, рано он уехал в Израиль — может, сейчас бы жил на Рублёвке…
А песня — об отце, который действительно у Саши был (что уже роскошь — я вот как раз с первого класса рос без отца) еврейским работягой-инженером, пытавшимся обеспечить семье наилучшую жизнь в столице СССР. На прогулки с женой времени не хватало, всё как в песне… Кто-то сравнивал вступительный проигрыш с мелодией из «Джеймса Бонда», но я к тому моменту не смотрел этого фильма, как, думаю, и Саша. Совпадение, точно не цитата.
Папа Саши, видимо, разочаровался в советских карьерных перспективах, и летом уже инициировал переезд семьи в Израиль. Помню, как печально обедали мы разок у них на кухне в процессе записи альбома — жидковатый картофельный суп с мясом, трудносъедобная (в моём случае) рыба на второе. Нет, это точно не было похоже на картинки антисемитов, во все времена воображавших изобилие на столах «потомственных ростовщиков». И выглядел папа Саши скромно, по-советски. Но вот даже такие уезжали «мастера» в 1991-м.
3. Общество мудрых людей (музыка, слова — Александр Щиголь)
Отдельная теперь стихия, в которую интересно погружаться — текстики наши, старшеклассников начала 90-х. Не скрою, Саша в нашей компании отличался не только наиболее цивильным видом (комсомольского значка не хватало лишь, вышел из моды), организационными способностями, но и систематичностью усилий. Если над цивильностью мы дружески посмеивались, уже накручивая банданы на головы и на коленки, то вот над его текстами подсмеиваться было сложнее. «Критикуешь — предлагай, предлагаешь — делай» (как гласила комсомольская истина). В его песни мы не вносили правок на уровне текстов, а вот в аранжировках — пускались во все тяжкие. Причём в прямом смысле: утяжеляя то, что можно было утяжелить.
«Общество мудрых людей» уже названием заявляло некую подростковую иронию. Мы с Минлосом и Жаворонковым поусердствовали там в структуризации песни, в интермедии, но вот текст остался нетронутым. Слово «стёб» ещё не утвердилось в наших словариках, однако при всей серьёзности текста, это был именно стёб — и главное там звучало в выводе «общество, скорей взрослей!»
Это был призыв к самим себе, конечно, однако выражал он и те ожидания, которые прилетали из политического эфира. Дискуссии, ставшие основной формой перестройки, — наверное, не у одного Саши Щиголя вызывали такие мысли. Ну, что же они там всё трепологией занимаются? (громадный экран на торце у роддома Грауэрмана на Калининском проспекте транслировал часами заседания в КДС — Совета народных депутатов или кого там ещё? — «включите пятый микрофон!» — «дайте слово!» — «даду, даду — да!»)
В исходном, советском императиве — это социалистическое общество терпеливо ждало взросления подростков, включая их всё больше в свою повседневную недетскую работу через пионерию-комсомолию («чем дольше детство — тем развитее общество» — см. книгу Эрика Эриксона «Детство и общество»). В нашем же случае поучали общество — мы, подростки, «отбившиеся от рук». Очень смешно получилось. Может ли быть стёб серьёзным? Вот у Щиголя он именно такой — на фоне тех же популярных тогда «АВИА», «Бригады С», наверное, выглядит как тинэйдж-самодеятельность, но вот такие мы были в роковом 1991-м…
4. Прямо к Солнцу (музыка, слова — Александр Щиголь)
Первый медлячок в программе, о котором хочется сказать отдельно. Он нам всем нравился, с небольшими поправками на наивность и подражание Цою. Мелодика припева такая, что есть где развернуться, и я там даже басовые фишечки (по духу — более соло-гитарные) врисовывал, потому что должно было как-то ощущаться нарастание под «Туда, где Луну обжигает лучами Солнце, туда, куда нету для многих пути…» Вот это «нету» — мы конечно высмеивали, но Саша был серьёзен и ничего не менял.
Нахально долгое вступление бас-гитары (тоже мне My Friend Of Misery! — но этот, «чёрный» альбом любимой «Металлики» мы услышим только осенью) да ещё переборами — вот был мой вклад в песню. И не скрою, я гордился этой выдумкой, а Саша считал интермедию — комплиментом песне. Конечно, на подрасстроенной относительно «Урала» Минлоса и «Йоланы» Щиголя моей гитаре «Бас-1» звучит это всё более смешно, нежели лирически, но можно оценить дерзание и замысел хотя бы!..
Песня выделяется из куда более подростковых предыдущих и последующих, хотя и в ней «я наплюю на всех, я пойду вверх» — доминанта настроений уже наступивших времён. Но мы не лезли в тексты. Припев вырастает на красивой раскачке, и вообще мелодически песня наиболее «киношная» в репертуаре ОТХОДа.
Исследуя её, чтобы сыграть в акустике в 2023-м весной на короткой гастрольке, я там обнаружил очень хорошие места для развития, и немного поменял текст, но именно в пользу проявки изначального потенциала и усиления цоевской атмосферы песни. Это тогда нам с Минлосом «Кино» казалось чем-то недостойным нас, слушающих англоязычный металл и хард-рок, а позже границы стёрлись (помню, как Филипп скупил на кассетах «Кино» и переслушивал с первого альбома, примерно в 1996-м)… Я решил эту песню в новом виде, но с тем же басовым вступлением (но сыгранным солиднее, уже на 5-струнном) включить в грядущий альбом ЭШЕЛОНа — с тем текстом, что пел в Самаре в апреле 2023-го: а там появилась коммунистическая нотка теперь, диалектически нивелирующая индивидуализм.
О, как мы ехидственно шутили над этим «сердце устало биться последние дни, я ощущаю биенье чужих сердец»! Мол, что за позёрство для подростка — с чего это сердце у него устало? Кстати, возрастной феномен именно в том, что бурный рост перегружает сердце и порой из-за этого возникают проблемы, вплоть даже до невозможности идти в армию — что тогда было очень не лишним (нам-то досталась Первая Чеченская как раз, но не забегаем…)
5. О ней (слова — Александр Щиголь, музыка — Минлос, Чёрный, Щиголь)
В программе ОТХОДа не было более «наутилусовской» песни!.. Однако столь откровенная «косьба» под группу, плакатами которой была завешана вся комнатка Шурика, — никого не смущала. Конечно, клавишные аккордики набросал я — со слов автора, как говорится. Если вслушаться в текст — опять zeitgeist!
Вступление «насвистываемое» — моя выдумка, а вот далее имелся нюанс: переключение звуков на игрушечном пашАбовском (кличка Паши Бородина — пашАб — от «Паша Б.») «Касио» было тоже звучным — и, по изначальному нашему замыслу на репетициях, тут Володя Булчукей, наш звукорежиссёр, должен был увести звук моего инстрУмента. Но, видимо, он это сделал слишком быстро (тудым-сюдым), так что «хрясь, хрясь!» (двузначный номер звука) как прозвучало очень чётко, словно сработала на пробуждение внимания зала ритм-секция.
«Она не пыталась получить приятное — ей казалось, что это нечто абстрактное«… Игра слов, не более того, — смешная, пубертатная!.. О да! Много мы тогда знали об Этом (потому и было абстрактным — оговорочки по Фрейду)…
«Она говорила, что жалеет тиранов и всех оскорблённых и всех, кто любит…» — кормильцевщина, да? Вот даже обидно, что не нашёл я возможности это ему показать и рассказать, хотя момент был «сближения планет» в 2003-4 годах примерно, когда презентации книг «УльтраКультуры» проходили в центровом клубе Б2 и можно было встретить его запросто на лестнице, пожать мягкую руку (там выступала одна из групп МРК — «Разнузданные Волей», а позже и я, на поминках Кормильцева)…
Она не любила флаги на крышах,
Потому что это — признак державы,
Она пыталась получить свободу
Потому что её всегда мало…
Если Она — это наша страна (а может — интеллигенция?), то скоро это всё и сбылось в точности… Флаги сменились, держава распалась, свободы стало так много, что главная из прочих — свобода предпринимательства, приватизации, — подчинила остальные, задав стиль будущей диктатуры, буржуазной уже, миллиардерской…
Поскольку первая половина песенки держится на мне, то и переход от клавишек к басухе предполагалось «заретушировать» дробью барабанов, но самый из нас юный Петя Жаворонков тут застеснялся, видимо, и его почти не слышно. Далее опять идут басовые переборы (я тогда был медиаторный басист) и начинается монотонный тяжеляк, в финале которого зал извещается моим голосом о том, что эта романтическая натура скончалась. Без подробностей, просто так вышло. Подсказкой к такой развязке было упоминание о неясных людях в закрытых масках (а бывают маски открытые?)…
6. Город вражды (слова — Щиголь, музыка — группа)
Простейшая песня родилась на одной из первых репетиций у Щиголя дома. Как бы из процесса познания инструментов нами родилась — а я тогда в ходе кругового обмена инструментами и познания их эстетики и способностей, заполучил в руки басуху. И уже не хотел с ней расставаться, мне её даже домой отдали, что было праздником небывалым! Саша написал быстро слова на «сетку» нашего традиционного розыгрыша — кажется, изначальный набросок был у Минлоса (начиналась совместная работа над текстами! я пока был в сторонке), но не это важно. Там тоже сквозит «Наутилус», и песня более изобразительная, чем мыслительная…
«Косые ступени, серый свет, это город застывших лет… Времени здесь нет и нет судьбы, вот черты города вражды…» — да, это модная тогда тема критики родины нашей «непутёвой» (вроде бы без конкретики, но «и охраняющий город отряд» — это подсказка). Ближайшими фестивалями были «Рок против террора» (повод — события в Тбилиси — «сапёрные лопатки» те самые) и «Рок против наркотиков», об участии в которых мы тогда и мечтать не могли, ходили слушателями, добывали «мерч» (слова не было такого — значки, кстати, были качественные, западного уровня).
Но нам нравился самый ритм «Города вражды» и аккордная лестница вниз, в этой монотонности, почти блэк-саббатовской (без должной тяжести) было нечто гипнотизирующее. Песня начинается с переборов, которыми Филипп Минлос показывал своё (уже обретённое в «Красном химике», в ходе репетиций дома у Шурика и в школе) искусство владения новеньким «Уралом». Вот он, на фото, наверху, будущий автор многих хитов ОТХОДа второго периода, второй половины 90-х… Самый рОковый вид имел к моменту первого концерта. Ну, и солячки присутствуют, приятно!
7. Коридоры власти (слова — Щиголь, музыка — группа)
Это любимейшая песня на репетициях была: её ждали, чтобы ощутить всю мосч нашего владения инструментами. Потому что там были проигрыши, фишечки, даже интервалы — смешно звучащие на двух примочках «Лель. Драйв-дисторшн». Единственная песня, на которой Шурик включал своего «Леля» — остальное играл «на чистяке» — и что-то у них там выколдовывалось с Минлосом, ну а я добавлял басовой весомости этому тяжёлому хаосу.
В ней выразились все наши познания и дерзания в области тяжести. Очень смешно теперь слушается — но какое усердие, оцените!
Текст как будто взят из телеэфира. Точнее, выхвачено словосочетание, дающее образ — бесконечные коридоры власти («там есть преграды, но нет пути«). И конечно нет никакого смысла там пребывать, потому что власть — это «нечто абстрактное», от чего мы были максимально тогда далеки (не задумываясь, что власть — это выражение интересов определённого класса, — хотя «Введение в марксистское обществознание» в школьной библиотеке я взял для внеклассного чтения). Дежурные образы — бюрократ с портфелем. Много было плакатов, в которых теперь находят крамолу, раскачивавшую общество («скорей взрослей!»), доводивших его до самоубийства как бы. Но вот это — наша лепточка в то общее критическое настроение:
И я бедный старик, и моя жизнь прошла,
Я не понял ничего и не пойму ничего,
Но я прожил в коридорах до старости своей,
И я понял весь абсурд коридоров власти!
Сюжетик тут прочитывается, прописанный Кафкой в «Процессе», во вступительной (и к экранизации Орсона Уэллса тоже, визуализированной) притче — о не решившемся войти во врата власти и состарившемся у этих ворот искателе правосудия. Кафку тогда из нас читал разве что Минлос, хотя и в программе нашего литературного класса это произведение имелось.
8. Мне снилось, что Христос Воскрес (слова И.Кормильцева, музыка А.Щиголя)
Не смотря на безусловное влияние, которое «Нау» оказал на первый период ОТХОДа, эта песня — как бы выбивается из инертного подражания и выглядит оттого интереснее и наивнее одновременно. Поскольку верить в бога было уже модно и весьма оппозиционно-романтично в период ещё официально вроде бы царствующего атеизма, росла популярность библейских образов в совроке (и сибирском панке, к слову). Нам эта песня казалась очень пронзительной, поскольку то, как светски проинтерпретировал/актуализировал образ Христа Илья Кормильцев, должно было понравиться всем — потому что судьба его в нашем несовершенном мире была бы точно такой же, какая в библейском первоисточнике… Nautilus Pompilius взял в разработку это стихотворение куда позже нас! И получилось как-то блёкло на фоне прочих песен, те хе же песен периода «Крыльев» (лично мой — любимый альбом).
Отмечу, что мы ещё не слышали (а Щиголь и не интересовался вообще) летовского «Евангелия», воплощающего эту же идею куда ярче.
Отдельно оговорюсь, что когда Шурик произносил «Проснулся я, и закурил, и встал перед окном…» — друзья ОТХОДа вроде Тихона Шарова не скрывали иронии: «О, Щиголь закурил?» Саша был известен своей непогрешимостью во всех сферах — мы уже были знакомы и с алкоголем и с табачком к 10-му (предпоследнему) классу, а он, кажется, и вовсе нет. Зато больше интересовался совроком, и вообще — лидером стал у нас неслучайно.
Здесь самое время опубликовать фото человека, без которого ни концерт, ни его запись, ни наше нынешнее путешествие в апрель 1991-го года не состоялись бы.
Это, правда, уже весенние каникулы 1992 года (то есть почти год спустя), запись на тот же Володин бобинник, который фиксировал концерт, у меня в комнате инструментала ко второму альбому «То, что должно быть коротким». Однако он мало тогда менялся — наш верный звукорежиссёр, со-производитель альбомов, опекун, старший товарищ Володя Булчукей. Позже он отцифровал (перегнал в МР3) все наши кассеты, включая даже сейшна дома у Пашаба, так что по идее — у ОТХОДа ещё много неизданных архивов. Только кому они кроме членов группы теперь интересны? (эта публикация и покажет)
9. Get back (hard cover)
Своих песен было у нас мало, о чём Саша и сообщил, смешно извиняясь, после восьмой-прощальной, после «Христа». Но поскольку большой зал, собравшийся по столь редкому поводу, и не думал расходиться, мы стали играть то, на чём разыгрывались в ходе домашних хэппенингов у Щиголя.
Моя игриво интонированная «под американцев» «Будем играть Get back? Будем играть извращённый Get back?!» фраза адресована ещё не запанковавшему Грише Брумбергу. Он учился в математическом классе старше нас на год и интересовался всем рОковым в 91-й школе. Ещё он дружил с Минлосом по линии флекс-движения — но это очень отдельная история, которую стоит рассказать в следующий раз (если мы дорастём до альбома «Жёлтый свет»).
Так вот, Брумберг был властно выставлен мною в форме пожелания потому, что являлся в 91-й самым дипломированным битломаном на тот момент. И конечно начал бы исходить скепсисом, и довольно громко — а мы играли довольно скромно, как можно по шумам из зала понять. Все очень хорошо друг друга слышали, поскольку колонки «ЛОМО» предназначались для кинопроектора всего-навсего.
А теперь сенсационное признание: ритм-секция ОТХОДа вообще не разу не слышала оригинала этой песни! Ни Петя, ни я не интересовались «Битлами». Глэм, трэш, софт — вот это было по нам. А слушать праотцев и понимать их — казалось нам последним делом. И когда нам включил Саша позже дома оригинал песни, спокойненькую дробь на барабанах и кантривАтую всю стилистику — ну, конечно, мы только усмехнулись. У нас же выходило веселее. Кстати, бэк-вокалы там аж вдвоём выдаём мы с Минлосом — о он-то всё же знал, на что это должно быть похоже…
10. Let It Be (school cover)
Играть ли этот хит, мы конечно не сомневались, но судя по бурной реакции задних рядов у входной двери, там уже начал критику и контрагитацию гнилой интеллигент Брумберг. Отсюда сказанная мною басовито смешная и грозная фраза «Ну что, ещё слушаем — нет?.. Брумберг, уйди лучше! Вот…»
И, как ни странно, не смотря на школьно-смешное английское произношение Шурика, его желание спеть произведение (любимой ещё его отцом) мегапопулярной группы победило нерешительность и неумелость нашу — да и мы не сильно подпортили эту песню. Её добрый мажорный эйдос пробился сквозь все нелепицы. Хотя, мой железоб-бетонный бас, конечно, звучит местами занудно и неуместно. Доиграв и это, мы начали форменно кокетничать.
Обратите внимание: на вопрос, что ещё сыграть, нам отчётливо предложили исполнить «Оборону»! В 1991-м она уже была номером один, однако Шурик очень не любил её и «летовщину» как таковую, являясь приверженцем более интеллигентного Свердловского рок-клуба и другой стилистики вообще (ему претил панк во всех проявлениях). Но вот со второй попытки зал угадал, что там ещё в закромах ОТХОДа.
— «Наутилус»!.. Шурик… Сделаем! — сказал я в точности, как ресторанный лабух…
11. Последний человек на Земле («Нау»-cover)
Мы так замедлили эту песню, что она обрела какую-то невероятную мрачность, потустороннюю стилю и манере Бутусова вообще, которую Шурик, конечно коировал (особенно этим «уай-вай»). Объяснение такого «мэлвинс-стайла» проще, чем можно представить: оригинала песни на этот раз не слышал вообще никто, кроме Щиголя. То есть это уже был сэйшн в чистом виде, но на заданную тему. Но в этом случае угрюмостью моего чёрного даже цветом баса — я удовлетворён. Знаете, в чём дело?
Потому что песенка-то была слишком для текущего момента типической. Выражала она обывательщину в её дистиллированном виде.
Когда впервые за туманами запахло огнём
Он стоял за околицей и видел свой дом,
Картошку в огороде и луг у реки,
Он вытер слезу и сжал кулаки,
Поставил на высоком чердаке пулемёт
И записал в дневнике: «Сюда никто не войдёт!»
Вот он, свой дом, а также приусадебное хозяйство — как наивысшая ценность. Призрак приватизации виден уже или нет?
Конечно, образы песни как бы шире, чем Гражданская война. Но вот «красные пришли, обагрили закат, белые пришли, полегли словно снег» — звучит весьма злободневненько… И в духе той моральной уравниловки, что уже считалась нормой — ни те, ни другие не правы. А прав — индивидуум, защищающий не «общее — ничьё», а именно своё и молящийся своим богам.
Там, правда, второй куплет о том, как этого Индивидуума всё же обороли некие стихии под чёрным флагом ночи… Кстати, тут есть созвучие с песней Цоя, которую из-за нетипичной политизированности группа, уже после его смерти, не включила в «Чёрный альбом» — «Атаман».
«Ты смотри, не промахнись, атаман… А не то наступит ночь, но-очь…» — видимо, под ночью и Кормильцев и Цой понимают всё же социализм, большевиков, Советскую власть. Неявно, конечно. Но вот так!.. И мы — были в хвостике этого направления.
Впрочем, спасибо за внимание! Наше путешествие завершилось.
Далее — был июнь 1991-го и запись альбома у Шурика дома… Для него запись прощальная: он отбывал в Израиль с семьёй, как было выше сказано.
