Помнится, альбом «Бинаурал» (по-русски звучит с дополнительным смыслом) небезызвестных классиков гранжа Pearl Jam в оформлении и содержании нажимал на бинальность, двух-тактность, так сказать, мозговых явлений — точнее про-явлений действительности через мозг (и там не только зрение, конечно). Вот и у меня в данном случае будут идти сразу две линии повествований-впечатлений Live/Studio, и вы уж как-нибудь справляйтесь с этим. А хотя бы включив всё ту же стереоскопию, ассоциативность и бинауральность. Потому что впечатлений и соображений — много!
Клуб «Город», где проходила живая премьера-презентация нового альбома ЭП — сам по себе загадка. Строение размером с гараж, обозначенное на карте, никак не может вмещать в себя помещения, изображённого на всплывающих в поисковиках фото — прямо Воландово четвёртое измерение. Отгадка проста: это лишь вход (предположительно) в бомбоубежище, переделанное в клуб. Идеальное название тут было бы «Андеграунд», но и это, конечно, город, который всегда и под землёй, причём на много поколений и веков вниз…
Подумал, но не сказал на входе в зал изящной брюнетке, ответственной за диски, что любая группа работала бы одно-другое десятилетие не зря, если в её лице нашла бы хранительницу, распространительницу и пропагандистку своего творчества. Умная и убеждённая, а не только красивая потому что. Присоветованный ею сольник не взял, взял недостающий в дискографии ЭП альбом 2012-го, которых пока ещё достаточно, пробелов. Встал у барной стойки и сразу порадовался: как хорошо подобран звуковой фон-преамбула. Лучшие ранние песни Alice In Chains — наверняка, выбор не клуба, а группы, настраивающий на нужный лад. И, когда отзвучали лучшие песни с альбома 1994-го года Jar Of Flies, вышла сперва Кристина, а потом все, под нарастающие аплодисменты. Вышли, как встали у станков или у бойниц в бронепоезде — сейчас будет жарко! Мы тоже встали в зале, готовые внимать новому, к премьере готовые — прямо у сцены…
Открывает альбом песня с озадачивающим, проблематизирующим рефреном «то, чего нет — нельзя исправить, всё, что ты знаешь — ложь». Звук приземления самолёта и флейты в интро — как бы шлейф предыдущего тура, прошедшего группы и Времени вообще, которое нельзя услышать… «Жарко в объятиях правды»!
Вот так сразу и пошлО живьём — (по гармонии и ритмике) знакомо-незнакомая песня, под которую неизвестно где (да и не нужно) прыгать, помешает понимать. А текст фирменно-сложный, узнаваемо парадоксУщий, я бы так определил. Под такое слэмиться как-то неуместно. Шутила Жанна Агузарова на вип-концерте в ресторане одном (день рождения моего богатого одноклассничка) в апреле 2004-го: «я не против, если кто-то прямо на столике займётся любовью под мои песни». Вот в данном случае всё наоборот: надо было стоять и думать, думать и стоять, не озираясь даже на соседей.
Всё-таки есть нечто неизгладимо питерское в этих песнях — при уверенной и оправданной текстом драйвовости, перекрывающей ближайшие аналоги, — может, флейта эта, кстати… В любом случае, первая песня — радость узнавания, ощущение, что наконец-то сложившийся «золотой» состав собрался не поиграть классику, написанное до них, а именно для работы над новыми песнями. И получается, «всё что ты знаешь» на данный момент о группе — уже устарело, то есть ложь. Я ошибался и в интерпретации звука — медиаторный бас мерещился, а он пальцОвый…
Как я ни вглядывался в фото предыдущей московской презентации («Неба над Чевенгуром»), а всё же не понял, например, что Кристина играет ритмы — и в живую хорошо так, чётко различимо даже с правого фланга! С максимальной отдачей. Был уверен, что Кристина соло-гитаристка, но о соло — далее и отдельно.
Первая песня, альтернативно прошибающая ушные и ментальные пробки, сменяется второй — где образность всё та же, густая и питерская. И конечно же она — о Ленинграде. Немного смущает само сочетание слов «исповедь» и «революция», поскольку Революции не в чем и некому исповедоваться, по идее, она уверенно строит новое общество, и в нём исповедь неуместна, отжившее церковное действо перед новыми людьми… Как у Маяковского в словаре Прошлого: «Баня… Булгаков…» Отдельно от песни название даже огорчило бы, но тут — такая красота и правда Города, что само слово «исповедь» трансформируется, где решётки переплавляет сама мятежная мысль, где в 1881-м серб Кибальчич не просто бомбы для гибели царизма конструирует, но под плацентой в гремучем студне подрастают космические корабли Будущего, вот такая исповедь!
Народовольцам попы подносят на эшафоте кресты к губам, чтобы каялись перед Государством и богом, а они с петлями на шеях улыбаются победителями — как и все политкаторжане, сквозь железо решёток и прицелы православных крестов, сквозь своё отсталое время — нам, в наше реактивное, Советское, ими взрывом своим приближённое (первая, подземная бомба, которая не пригодилась тогда, 1 марта 1881-го, запитывалась от гальванической батареи — это было ПЕРВОЕ её использование, это было научное дерзание)… И ранее, на гражданской площадной своей казни глядит в нашу сторону Чернышевский — тоже победителем, и площадь аплодирует ему (мечта любого писателя и революционера), и теперь горком РКРП от станции метро его имени ближе всего, а к Смольному ещё ближе. И тоже променявший своё научное будущее, упёршееся в дамбу царизма — Саша Ульянов конструирует свою бомбу («дуру») для дуэли с царизмом, она не пригодится, его повесят, но его «секундант» Володя довершит великое дело, и маятник качнётся в правильную сторону в Свердловске 1918-го, и не дрогнет уже рука Юровского приводя приговор освобождённого революцией народа в исполнение…
Это вам не «Исповедь на заданную тему», тут тема в развитии, в импровизации — Вадим в ней всегда узнаваем, в городе своём, революционным экскурсоводом. Тут и Шевчук подвинется, тут разговор серьёзный, а не его банальщина про батальоны, где душа не нужна (и это коммунизм по Юрию Юлиановичу). Речь о той многослойности ленинградской истории, что вычитать под силу лишь осведомлённому, начитанному глазу. Николай Асеев так писал об этом же: «Вот по таким проспектам окаменелой славы, оледеневшей речи, выправки неживой, шёл несогласный некто с выспренностью державы, будущего разведчик, времени сторожевой…» (о прогулках вековой давности, о Маяковском).
По тому, как играют на сцене (и как группу слушают, это тоже соучастие в исполнении) всегда даже не слышно, а видно, насколько это сросшийся, живой коллектив. Как в бою, как в круговой обороне или при наступлении — откроешь тыл и привет. И меня пробрала праведная зависть участника соцсоревнования: тут всё настолько идейно, взаимо-ощутимо, что перед нами не отдельные личности-инструменталисты (хотя, никакой униформы), а организм, который синхронно-симметрично шевелится, дышит, помещая смыслы в свои звуковые фигуры и направляя их яростно в зал. Или как волейбольная команда разыгрывает мяч, и он, пробивной, летит через «сетку»… Да, в процессе такого восприятия могут немного пострадать органы (уши), но в бою — как в бою, такое, содержательно громкое не споёшь тихо или вообще как-то иначе. Это рок, тот рок, которого не хватало (и я понял, что было у всех за состояние перед началом премьер-презентации — как с опустевшими баками, без бензина стояли, выражая не только свою, но общественную, оппозиционную ситуацию).
«Всадники на станции Роса» — не просто прощальный поклон Курылёва писателю Владиславу Крапивину, о котором было сказано в преамбуле к живому исполнению, но ещё и мостик в первые альбомы ЭП, по мелодике и соло, по романтике, это доказательство непрерывности своего студийно-звучащего, альбомного времени. Со сменой составов у групп уходит многое, иногда остаётся лишь один исходный музыкант и узнать саунд сложно — как у того же «Мастера» второй половины нулевых или нынешнего Accept’a. Но у ЭП ничего не убавилось, и беспокоившее меня поначалу «смещение гитары», то есть переход Вадима с четырёх струн, с которыми он изначально ассоциируется, на шесть — себя оправдало более чем.
Форма гибсоновской дэки «эксплорер», но романтичные, какие-то венецианские колки гитары Курылёва — не просто имидж или картинка, это очень важный функционал, который вполне проявил себя во второй части концерта-презентации. Когда зазвучал «Фонарщик», все ощутили «место для танцев», песня добрая, явно нацеленная туда, куда её несмненно поставят вместо наскучившего русского рока. «Возьмите эту песню на радио» — говорю, например, «Комсомольской правде», где диджей сидит (сейчас реконструирую внешность по «фотороботу» его любимых песен) какой-то полысевший на Максидромах… Ну, нельзя ставить в течение недели раз по пять одни и те же песни Цоя, Сплина, Алисы и Наутилуса. Я всё понимаю: «Брат» не один, брата два, и «островок 90-х» и всё самое светлое, но «Трасса Е-95» это песня и клип времён расцвета «демократии» и Муз-ТВ с Mtv, она умиляет сейчас разве что работников «Фонда Ельцина», с которым так смачно фотографировался в 96-м едва ли трезвый Кинчев. А вот «Фонарщик» — он о тех, кто не гасит «огни Днепрогэса» и ГОЭЛРО не пилит на множество частных компаний, как Чубайс, а зажигает свет идей, открывающих светлое будущее — прозрачно-лирическая, общечеловеческая песня. Никто не поверит — и это замечательный контрудар по цензуре, — что песня написана автором, которого местами запрещают за романтизацию давно ушедшего сквозь время в архивы левого индивидуального террора.
Что интересно: и на концерте и слушая альбом внимательно на даче, чтоб никому не мешать и никем не быть отвлечённым, я радовался, что песен много. Во времена дефицита внимания — радовался, что этим духовным ужином будет занято много времени. Всего — шестнадцать, это двойной по виниловым меркам альбом, а слушается на одном дыхании! Порядок песен — строг, как в стихотворении порядок строк. Ни одну не переставишь.
Так и «жгли» их непрерывно, что только ритм-секция успевала полотенцами из бара вытереться, пальцы встряхнуть — и снова в бой (о, как я понимаю Константина Аверина — тот же басист Manu Chao надевал некие специальные напаличники зелёные, потому что нереально отыграть часовой концерт, не стесав подушечки пальцев до крови, а Аверин — смог)! Прямо вспомнилось другого Аверина упорство, Александра, недавнего донбасского политзэка-другоросса — не родственники? И напор нового материала удерживался (длинные паузы рушат невидимый ритм).
Например, «Через снега», быструю песню о бесконечной России (и как мне показалось Сибири — туда именно так в плацкарте едешь, снежные вихри развремевАя), «Венеры и ангелы» (как тут вновь не угадать ленинградские мотивы, Летний сад, и вообще скульптурность Питера, так часто оживающую в песнях ЭП?) и «Северное солнце» — идут, словно нанизанные на один телеграфный провод. Движение, кружение — тема и плакатной обложки альбома, ещё более простой, чем у предыдущего «Чевенгура», — непрерывно в триаде. И хочется вновь видеть с плоского дня Ленинграда северное солнце в облаках (в песне есть созвучия с последними альбомами ГО)…
Но настаёт условный рубеж виниловой стороны пластинки — «За последней чертой». Вот эта песня ещё больше «Фонарщика» звучит в духе Ленинградского рок-клуба, мне почему-то припомнился нелюбимый альбом Алисы «Стать Севера» и пейзаж в песне «На пороге неба» — донельзя плакатно-православный, в отличие от доброго и не нарративного, в хорошем, нерелигиозном смысле исповедального рока ЭП (без копоти религий на фресках человечества). Кто об этой последней черте не пел из классиков?
Тема, например, Егором Летовым раскрывалась иронично-субъективно «на кассете без меня» (и в этом альбоме ЭП таких «загробных» размышлений куда больше чем в «Чевенгуре» или «Дзен-анархии») — но когда там не тьма, а «чистое небо», то и хмурь эгоцентризма рокерского, переходящего в инфантилизм порой — отступает… И мне вспоминается недавний майский Питер, день после Рок-Первомая МРК (на котором, кажется, был предыдущий барабанщик ЭП, брат Вадима), и долгий пеший трёхчасовой путь наш с Алексом-фронтменом с «Васьки» под таким как раз небом — к могиле его товарища, Горшка. Холод, нетолерантный ветер, но небо — какое-то доброе и всё более чистое там, дальше, за последней чертой и железной дорогой, у Площади Мужества… «Свобода да неба покой».
Как бы снимая первую пластинку с проигрывателя, занимаю время: «Небо над Чевенгуром» казалось мне весьма высокой вершиной, альбомом, сильно превосходящим предыдущие по языку и по саунду, по темам и богатству аранжировок (без духовых — в сторону харда, но как хорошо-то!), то есть инструментала, но даже эти первые восемь песен дали чётко понять, что вершины будут взяты и повыше. Здесь слилось всё раннее «партизанское», дополитический романтизм, всё серединное пиково-панково-анархическое, хардкорно-гимновое, и поздние открытия «золотого состава». Выдать на гора — это нужна работа коллектива, окаянство автора, и вообще очень многое, включая работу таких незаменимых в нашем рок-деле людей, как товарищ Мурзич. И вон ещё какая студийная красота: «Петербургская студия ГРАМзаписи» — «Мелодия», поди?
Такие достижения держатся на уважении, институте авторитета и крепких социальных связях, которые принципиально не монетизируются, неподвластны товарно-денежным отношениям. Вот где, вот в чём живёт и потому творит альтернативное со-общество, тот тип общественных связей, который хотим мы вывести на уровень тотальности, то есть Второй социалистической революции. А ей тоже нужны свои буревестники, свои глубокие произведения искусства, пробуждающие новые умы к борьбе — силой, внутренней ритмичностью усилий (регулярностью: альбом в два года это ударно и как у классиков 1980-х), восхождением своего творчества к вопросам социальных недостатков бытия.
Тут я ближайшие диски беру и аналогию в своём металлистском духе отыскиваю: был вершинный, платиновый альбом у Megadeth’a – Rust In Peace (1990), так вот следующий, 1992-го был нисколько не хуже, хоть местами инструментально и попроще и попопсовее, но та простота лишь усиливала найденный звукостиль «золотого» состава. О, с тем альбомом у меня связан процесс откашивания от армии! Он мятежно и зло играл в наушниках, когда шёл в военкомат на Мантулинскую решать судьбу морозной зимой («вот морозный февраль, город весь окружён») — а на Первую Чеченскую принципиально не стремился, годы стояли именно те, 1994/95-й… Советский патриот-пацифист — это для ельцинизма и путинизма крепкий орешек. Трудовому народу — послужил бы, буржуям — шиш. И если такие реакционные деятели, как Прилепин, из службы в Чечне, в итоге давшей республике неофеодализм и доступ к Грозненскому НПЗ Роснефти — делают книги и биографию, я вот лучше послушаю-ка Countdown to extinction или Holy Wars. Или «На войне — как на войне», которая тоже прозвучала на презентации. Как и привет Роскомнадзору — «Экстремистская», подпетая залом.
Видео есть только в старом составе, но не суть.
Тему насильственной смертности, причём именно в роке, продолжает условно первая песня второй части альбома — «Глава№27» с отсылкой в «Над пропастью во ржи», книгу, которую читал убийца Джона Леннона в машине перед своим поступком. Убийство кумира как выражение высшей (своей) власти над ним — мало кем исследовалось, да ещё в песне с таким запоминающимся припевом, с такой простой рокенролльностью куплетной мелодии, характерной вообще для ЭП, но всё же звучащей здесь не заезженно. «Фальшивый мир» бриллиантовой буржуазной тусовки отстранён «любви гигантом» от Леннона, который своим Imagine направил мысли многих к коммунизму — дом с видом на Централ Парк содрогнулся от такого выражения признательности, пропасть за полем ржи поглотила Джона без криво надетой бейсболки…
Потом я понял, что в правом оглохшем ухе несу с концерта — из песни «Маргинал» (на концерте не звучавшей), «в моих ушах ничего, кроме грядущего взрыва». Да-да, я же попутно слушаю «Чёрный протуберанец» — как хорошо-то! Вот кто своевремнно давал рок-боеприпас — по дискографии ЭП можно изучать приближение революционной ситуации. 2011-12 — два альбома, а тоже разные, тоже нарастание и ощущение вовлечения в революционную работу коллектива, масс, движения.
Сейчас скажу пару слов критики: на концерте «Fuck the System джаз» (с явным намёком на альбом эксплойтедовский, впервые слышал) звучал лучше, живее, чем на альбоме (но всё равно импровизационную часть надо удлиннить до безобразия). Потому что тут нужна именно импровизация, не вписанная в такты. Роковая и тем более хардкоровая ритмичность со фри-джазом вообще плохо срастается — многие пытались, мало кому удалось. И даже саксофон Сергея Летова («трубЕние слона» — метко сказала Алика, дочь Джейн Летовой, товарища-музы Московской рок-коммуны), точно так же, но всё же удачнее вплетавшийся в концерты ГО 2000-2002 — не перевешивает рок в сторону фри-джаза. Хотя, идея-то сама была подана ещё Exploited на московском концерте 2001 года — вот они, балуясь между песнями, как-то веселее и убедительнее джазовали вполсилы, хоть это был и не фри-джаз, а ближе к классике… А в 1999-м мы с Костей Аджером и Максом Гуриным пытались в Харькове на устроенном Сергеем Жаданом фестивале «Апокалипсис почнется звизси» в Харькове нечто навернуть подобное, но на барабанах, рояле и клорнете/саксе. На барабанах был я. И всё пафосно испортил, не вышел из квадрата (а без джазового опыта такое, свободное, тоже не сыграешь) — какие-то металликовские бесконечные переходы играл вместо того, чтоб отринуть всякий ритм и услышать ведущую в хаос духовую линию Аджера — что достало слушавшие на галёрке нас поутру украинские группы «Кому вниз» и «Вий» (позже подавшие к ультраправым)… «Ваш сонный барабанщик не проспался? Ну похмелиться же надо было!» — советвали они потом. Вот лучший джаз-драмер Москвы Вано Авалиани смог бы легко, но брат за брата тут не отвечает…
Песни «Мусор для государства» (помню, в акустике её Вадим играл на нашем фесте «Не пряча лиц» в 2019-м, клуб «Сквер»), «Неомаргинал» (контрапункт «Аполиту», как я понял) и «Наш выбор — свобода» — идут долгожданным флэшбэком времён «Р.В.И.» Энергия гражданского противо- и само-стояния, неприятия жрущего нас снаружи и изнутри капитализма вообще восхищает в творчестве ЭП. Причём тут вся группа, когда работает на сцене, как на заводе, до седьмого пота работает на то, — что раньше, более века назад (а вернулись по лесенке социального регресса мы именно туда) делали листовки, газеты и марксистские кружки. «Так думай — пока не запретили!», «Революцию не надо ждать, к ней надо готовиться!» — замечательный итог этой триады песен.
Барабанщик Дмитрий Горелов — молодчага и машина (я-то живьём вижу состав впервые — пандемия…), это было видно с первой песни, но когда настал хаос гитарный, что Вадим вытворял не на процессоре, как Егор Летов в кинотеатре «Марс» (то более тяготело в гранжу), но на примочках (как я предполагаю), пришлось быть молодцом вдвойне. Тут ещё я дореконструировал логику перехода Вадима с баса на гитару — увидев, что соло играет он, а не Кристина, то есть такая эволюция вполне функционально оправдана новым «центрующим», клинообразным саундом.
Предчувствие любимой песни — вообще на концерте такое удивительное-щемительное дело… Понятно, что свистулек и дудочек, что студийно открывают «Небо над Чевенгуром» тут неоткуда взять — и я догадался только с началом уже обще-гитарной части, что это она. Так было, кстати, на концерте Manowar’a в Зелёном театре в 2009-м, когда Джои начал резко на басу квинтами Blood Of My Enemies — и это напоминало работу какого-то мощного агрегата на солярке… Но как водится именно в ЭП, «помни нас, мы всегда будем петь» — звучало хоть и оглушающе, но мелодично, пронизывающе, и улыбка узнавания начала песни посетила не одно моё лицо — наверное, ставший Королём часов в тот момент Дмитрий, увесисто давший начало, это увидел…
Философская и немного печальная зафиналивающая «Сквозь время» — титульная песня на концерте звучала сперва просто под одну гитару Вадима, а потом её подхватывал весь коллектив. Грустная, но светлая песня — хорошо отражающая нынешнее безвременье, зависание мыслящих, непокорных над воронкой социального регресса. Кто уплывает по течению — вызывают эту грусть, но для того тут мы, чтобы вцепиться медиаторами в струны, впиваться идеями научного коммунизма в восприимчивые ещё умы! А взгрустнуть по нам — оставим им, посторонним. Мне вообще кажется, что тот принцип sui generis, что не даёт ЭП сбиться с ритма выпуска альбомов — есть внутрення дисциплина, при которой понимание внешнее важно, но не первично (тут важно «сверять часы» собственные с ориентирами-авторитетами, которых, в роке отечества нашего всё меньше). Хотя, с другой стороны, не будь «акустики» и важного «эха» в аудитории, которая по большому счёту и зовёт петь дальше — тоже вряд ли мы увидели бы на данный момент лучший альбом ЭП. Группа уверенно выходит в лидеры и властители дум на фоне позорной аполитичности всех классиков русского рока, не только питерских — извлекающих звуки из гитар, но не извлекающих из своих умов идей, пусть и для критического осмысления, замерли они и заморозились, тем хуже для них.
И поскольку коллектив вызывали на бис, он выкладывался и на старых песнях, и на совсем уж нежданном, гармонично утяжелённом «Времени колокольчиков» Башлачёва (в его день рождения концерт проходил) — никуда не денешься, будешь как ракита клониться под собою же созданным ветром звука из стэка. Это я о Кристине Бужинской, заводившей гитару почти как Кобэйн — я всё ждал увидеть в этом бойце что-то слабо-женское. Мало ли рисующихся гитаристок? Нет, это вам не «Осень-осень, ну давай у листьев спросим» лицеисток, министерских дочек!.. Ни одного лишнего и «эстетического» движения, только работа, по сути мужская, тяжёлая, а по факту давно уже «унисекс», с которой в ЭП (а я видел и трио 2011 года на Болотной, где в августе впервые на сцене увиделись с Вадимом, перебросились парой слов) едва ли кто так вдохновенно срастался и справлялся.
Открыв дигипак альбома — вы тоже удивляетесь. В руки вам выпадают и обескураживают своей доверчивостью фотографии-лица «партизан» — сверяемые вами тотчас с их детскими фото. Вот Вадим — детсадовский «басист», потому что у гитарки четыре струны (советская укулеле?), очень похож на моего ясельно-детсадовского друга Сашку Долбинена (фамилия чуть ли не ингерманландская, кстати) из Лихова переулка. Нынешний и актуально наилучший басист ЭП очень, конечно, перекликается имиджем и сценическими манерами с металликовским Трухильо, но на фото — питерский интеллигент, как милашка с акустикой Кристина и уроженец 90-х (судя по детской одежде) Дмитрий.
Стихотворение «ЭПилога» всё же из печалей возвращает к чему-то неискоренимо роково-питерскому — отчего-то не в песнях, где романтизм текстов разливается просторно и как-то гибче, а в стихах и литературно-музыкальных композициях Вадим звучит угрюмее, ровнее, аскетичнее, и потому подыскиваются быстрые аналогии — финал «Ста пятидесяти миллиардов шагов» Tequillajazzz. Пожалуй, самый для меня питерский альбом вообще… И стихи, полные парадоксов и отчаяния, прочитанные Егором Летовым на последних альбомах ГО ещё вспоминаются. Я бы не углублялся в эту красивую речевую мудрость, в которой «многая печали», всё же — но это мнение исторического оптимиста и марксиста (автора романа «Времявспять», кстати, — эту тему «линз» и социальности временных потоков прорабатывали многие, включая группу МРК Анклав в последнем альбоме «Борец против своего времени», — что говорит об объективности проблемы).
Засим оставляю вас внимательно слушать альбом. Он из таких, что переслушиваешь долго — живее иных концертников, со внутренней диалектикой и доминантами, угадываемыми не сразу. Как же кайфово когда рок — жив! И самим свой альбом писать дальше хочется.
Дмитрий Чёрный, координатор МРК, лидер Эшелона
