Disculpa, pero esta entrada está disponible sólo en Ruso. For the sake of viewer convenience, the content is shown below in the alternative language. You may click the link to switch the active language.
Знаю, Дмитрий, что сейчас идёт интенсивная работа над третьим альбомом вашей группы и помню, что название его связано с войной. В наши тревожные дни, с угрозами атомной войны между братскими республиками – внезапная актуальность обнаруживается. Кое-какие новые песни, например, «Знамённый город», на концертах звучали (на фестивале «Не пряча лиц: Red clash days» 6 ноября 2020-го), а «Расселенную» ты исполнял акустически пару раз.
Но спросить хочу всё же не о новых песнях – до выхода альбома не принято «допрашивать» и «вытягивать информацию». Хочу как раз по военной тематике в ваших прежних и рок-коммунарских песнях пройтись – тем более что сегодня начинается XVI ежегодная научно-практическая международная конференция, посвящённая творческому наследию Ю.П. Кузнецова «Я зову в собеседники время».
Как возникла идея вставить в песенную историю СССР – в «За Советскую Родину», – фрагмент поэмы Юрия Кузнецова? Почему именно этот источник?
Сейчас, пожалуй, не вспомню самый момент инсайта, но песня писалась очень интересно и многоступенчато, так сказать. Первые, припевные аккорды и слова я услышал в Турции, отдыхая с семьёй в 2013-м. Давно заметил, что если кому-то требуется уединение и комфорт для воплощения либо же вообще появления замыслов – мне, наоборот, почему-то помогает многолюдность, внешний шум (поезда дальнего следования, например, – много песен третьего альбома Эшелона написано в плацкарте), а иногда и идеологическое противоречие. От первой жены я много слышал всякого антисоветского – причём фонового, как само собой разумеющегося. Что кулаки хорошие, а большевики плохие, ну и такое прочее. И вот, как это ни парадоксально (относительно эстетики песни), в снятой на заработанные моим журналистским трудом доллары квартирке турецкой с видом на булочную местную в Дидиме – в жаркие часы, когда мы укладывали на дневной сон нашу двухлетнюю дочку, начала эта песня звучать в голове. Как отзвук моих же ответных мыслей. Сочетание слов «за Советскую Родину – за щедрую родину-мать», потом уже распределил слова по припевам.
А фрагмент из «Сталинградской хроники» лёг туда в середину позже, как необходимое связующее половинки века звено. Ещё этой песни, наверное, не было бы, не окажись мы семейно у храма Аполлона там же, в Дидиме. История его восстановления Александром Македонским (а он был почти до основания разрушен его врагами, персами) – поразила и вдохновила, хотя до наших дней дожила только пара колонн, лестница, два входных коридора и нижние уровни кладки (как бы первый этаж), мраморные жертвенники с характерными углублениями, где античные язычники рубали неразумных тварей во славу бога красоты, и – колодец, давно иссохший. Завоевав Галикарнас и увидев руины этого храма, Александр Великий велел своим воинам отложить в сторону оружие и ворочать камни, работать реставраторами. Вот тут почему-то и доросли припевы и мотивы до песни в слуховом воображении – со вступлением, с мановаровской такой неспешной патетикой. Поэму Кузнецова я увидел только три года спустя и под неё написал «бридж» – серединную гармонию в песне.
Не было ли сомнений в целесообразности этой затеи? Ведь встать вровень с такой глыбой, как Ю.П. довольно непросто…
Не было сомнений – потому что и не было таким образом понятого мной дерзания. Я вообще далёк от подобных «гонок», и сомневаюсь, что наш слушатель так интересуется авторством текста. Песня – если она выходит монолитной, вот это единица звуковая и смысловая, и она переживает авторов и свои времена даже. Кому интересно разбирать на составляющие, тот узнает. А если ты слышишь некое текстовое единство – то отчего бы его не смонтировать, вернее – не сплавить из разных самородков? Причём, по самой поэме я знал уже, в какие взгляды от этого (1984 года) советского патриотизма ушёл Кузнецов – «Простота милосердия» (в редакции 1995-го) очень странно завершает поэму. Но это не остановило, а наоборот убедило в том, что извлечь данный кусок и сделать из него войну – правильно. Это и было своего рода восстановление храма Аполлона с моей стороны. От постыдного и не менее кулачества антисоветского слова «милосердие» (помнишь Глеба Жеглова: «милосердие – поповское слово»?) надо было утащить подальше и «Комсомольское собрание», и вообще весь основной сюжет. Потому что эдакое (как рисовали одни иконы поверх других) немыслимое, фантастическое «примирение и согласие», этот ретроспективный комплекс неполноценности победителей (тех, кто воевал под красной звездой, а теперь кресту кланяется) – всё это унизительно, на мой взгляд. Такого там «у нас на войне» не было и быть не могло – тут теряется фактический «драйв», наполняющий поэму. Тут помогает только экспроприация годного для потомков – что я и сделал, сознавая политический её смысл. Это сродни вечному огню у памятников оккупантам-карателям под Воронежем, ими сожжённом дотла. А на руке памятника Ленину возле воронежского обкома ВКП(б) они вешали комсомольцев и партизан… Какое тут даже полвека спустя – может быть примирение и милосердие (у нехристианина – я атеист)? Похожий спор имел место у Юматова с дворником или соседом по гаражу, кажется, в те же годы. Тот ему по пьяной лавочке сказал – «не за тех мы воевали, сейчас бы пили баварское, ездили на БМВ», ну Юматов и стрЕльнул в старого друга и отсидел даже минимально потом…
Подгонял ли ты как-то свой текст под кузнецовскую стилистику?
Нет, ничего похожего. Да это и слышно, по-моему. Основной текст песни идёт в другом ритме, другим шагом, с другой событийной плотностью, там многое обобщено, каждая строка там как длинный транспарант – а кузнецовская серединка ценна именно реалистичностью и повествовательностью своей, своим «мастер-классом» по стрельбе из противотанкового ружья. Нам очень трудно давалась именно эта часть на записи вокала (помог со студией Вис Виталис, кстати). Записывали мы сперва ритм-гитару, а потом голос – в подвале Киноцентра на Красной Пресне, ныне от него не осталось и следа. Вот такая немного и в действительности вышла война: пыль и руины разгромленного капиталом этого родного для моего поколения культурного очага 1980-х я наблюдал из окна своего товарища Макса Туровского (оно напротив Министерства Улюкаева, но и Киноцентр был виден хорошо), так уж совпало… Не «тигры», а экскаваторы «хитачи» прибыли туда и гусеницами давили «окоп», из которого Славка Кяльгин, второй наш по счёту после Баранова вокалист, бил по классовому врагу своим голосом под моё дирижирование из-за стекла. Выжимал из себя Слава «верха» как мог. Потом я его отпаивал пивом в ближайшем кафе, возле зоопарка: вот какая была водоотдача! Пот той вокальной работы сошёл побольше седьмого раза…
Фрагмент «Сталинградской хроники» в песне называется «Отход». Так называлась и твоя первая рок-группа. Случайно ли это совпадение? Делал ли ты в песне какие-то отсылки к творчеству «Отхода»?
Сколь ни печально, но действительно это только совпадение, потому и отсылок не делал. Однако тут надо ещё понимать и двусмысленность названия группы: нам, школьно панковавшим в 1991-м, казалось что «отход» звучит здорово потому что во множественном числе это отходы. Название было компромиссным, до этого как варианты имени группы были какие-то громоздкие «Генератор усиленного напряжения» (ГУН), «Свинцовый ветер», нелепая «Зелёная лампа» – всякая такая ерунда. Мой одноклассник и вокалист/гитарист Саша Щиголь фанател от «Наутилуса» и у нас даже две песни были на стихи Кормильцева – «Мне снилось что Христос воскрес» (ценно, что записана задолго до варианта «Наутилуса», и куда попсовее звучит) и «Труби, Гавриил!». И когда Филипп Минлос (гитара) и Петя Жаворонков предложили «Отход» – то Щиголь внезапно одобрил (хотя панк он не любил – примитив с его точки зрения), потому что вспомнил «Отход на север». Вот какая вышла этимология и хронология у того названия – кстати, под ним мы выступали (из первого состава оставался я один, как сейчас в Эшелоне) ровно десять лет, до 2001-го.
Группа «28 Гвардейцев Панфиловцев», к которой ты имел непосредственное отношение, уже положила на музыку стихотворение Кузнецова «У рубежа». Как ты оцениваешь этот опыт? И учитывал ли ты его при написании «За Советскую Родину»?
Странно, наверное, в этом признаваться, но когда начинал писать – вообще об этом не думал. А когда слушал «У рубежа» на альбоме «За Родину!» – понимал, конечно, что слова там не Новикова, сооснователя 28 ГП, но узнаваемого для себя стиля Кузнецова ещё не воспринимал. И только потом сообразил, что это один и тот же Кузнецов. К тому же у Панфиловцев это краткая баллада – и что о ней только не выдумывали слушатели! Даже была забавная версия, что это неизвестная песня Летова и Янки (женский голос там действительно подпевает негромко). Но интересно, что эта песня пережила «панфиловский» альбом 1999 года! На сайте ещё одной группы Московской рок-коммуны – у «Разнузданных волей», – мы много спорили и о песнях, и о каких-то политсобытиях… И помню, как с Алексеем Кольчугиным (лидером РВ), давним другом Славы Горбулина – мы в 2005-м ожесточённо спорили про то, какой могла бы быть эпической эта песня. Я настаивал на том, что душа там как-то одиноко пролетает на фоне руин, что не хватает самой войны. И потому глупо повторяется весь текст вместо второго куплета.
Настаивал на том, что внешний рассказчик там – мало что может сказать. Однако и моя внешняя позиция – как-то неуверенно звучала. Ну – не нравится тебе песня, так сам напиши лучше – такой следовал вывод. Кольчугин даже не писал этого – это вытекало из спора. И тогда я действительно взял – и дописал песню. На форуме сайта raznuzdan.ru она – как проект, который вряд ли воплотится, – так и лежала, пока Кольчугину не надоело продлевать хостинг сайта. И каково же было моё удивление, когда сам Славка Горбулин прислал мне безымянный файл, пойманный в интернете им – где почти его голосом, под акустику исполнялся именно этот, дополненный, то есть мой текст! Вот уж воистину «рукописи не горят»… А ведь в «У рубежа» только там и возник впервые дорисованный Сталинград, который «развалинами дышит». В каком-то смысле, уже тогда рождалась и «За Советскую Родину!» (имеется одноимённый фильм 1937-го года) – только наоборот, не у Кузнецова я взял тему Сталинграда, а дорисовал её своими скупыми красками к его «Сосне».
Вопросы задавал Денис Ступников
На рубеже грядущих битв
над мёртвыми домами
струится марево молитв
прозрачными дымами.
Стоит сосна у рубежа
последняя живая,
и слышно, как плывёт душа,
иголку задевая.
Горит последний Сталинград,
развалинами дышит,
и с камнем шепчется солдат,
отчизна его слышит:
«Дай силы, родина моя,
страна социализма,
остановить напор врага,
сломить хребет фашизма».
И в ледяных глазах домов
морозные рассветы
ждут Красной армии бойцов,
и Ленина заветы
напоминает комиссар:
«Разбить орду нацизма
чтобы советский шёл народ
к победе коммунизма!»
Ю.П.Кузнецов/Д.Чёрный
 Тема Сталинграда в песнях «Эшелона» и «28 Панфиловцев»){kind=link}