Хочется мне рассказать вам, дорогие товарищи слушатели, об этом парне. Но конечно не только о нём: о восьмидесятых и девяностых. Всё, что связано со школьной группой, стартовой моей – с Отходом, — связано немного и с ним. А если помнить, что из того Отхода потом двое (на разное, правда, время) оказались в Эшелоне – рассказ будет интересным не только аудитории 91-й школы.
Тень Лёхи Субботского стояла всё время рядом с нашей рок-активностью в 1990/91 году, да и позже – причём это был иногда и непосредственный Субботский. Сам он не играл, не пел, но очень хорошо разбирался в хард-роке и дальнейших его модификациях тогда, когда мы только начинали его слушать. Всё время был на шаг впереди. Причём было это не только в рок-самообразовании, что забавно. Ходили мы вместе на секцию по карате на «Соколе», например, – модное тогда, в 1987/88 было направление, а организатором того учебного процесса был как раз отец нашей одноклассницы и моей племянницы Мани Томиловой.
Так вот, Лёха Субботский – рослый, крепкий, спортивный, удивительной старательностью в этих занятиях проявлял себя. Потому и пошёл на первый «дан», прошёл экзамен на пути к зелёному поясу, а я – нет, хиловат был, недоподтягивался (хотя, на школьный уровень вышел и далее турничок дома даже повесил, под «Слэйер» навёрстывал упущенное). Субботский, не смотря на то, что числился в «ботаниках» нашего А-класса, на вид таковым не был. Был высок, крепок и уверен в себе, всегда мог за себя постоять – чем и злил урлу не только нашего класса (увы, сам я тогда был ближе к урле, сознаюсь, с первого класса хулиганы стали моими друзьями, я становился их руководителем…) Однако к моменту создания группы «Отход» (сперва, конечно, безымянной) в недрах нашего класса в 9-м, предпоследнем по старой системе исчисления, классе, Лёха уехал с отцом в Англию. Учился уже там.
Мы же стали создавать рок-группу своими силами – Шурик Щиголь (на фото справа), которого Лёха если и застал в классе, то ненадолго, он пришёл поздно, я, Филипп Минлос и на первых порах Лёха Касьян (одноклассники на год нас младше), а ещё Андрюха Некрасов из нашего «А». Движуха сия началась с того, что вездесущий Щиголь, а может даже и не он первый проведал, что в пионерской комнате обитает на всё готовая вожатая. Была она полна и курила прямо в той комнате, однако нам была весьма полезна своими намерениями. Ну, в том смысле, что инструменты, принадлежавшие школе – отчего-то вознамерилась отдать в хорошие руки, в руки группы. Именно группы, а не каких-то разрозненных школьников. Вот мы группой и представились. Процессом руководил талантливый организатор и на вид самый из нас цивильный Щиголь (Минлос – прыщав и патлат, я тоже длинноволос, вдобавок в рваных голубых джинсах по кличке «кальсоны»). Странно, но зимой 1990/91 года я зрительно очень хорошо помню кадр: мы стоим на первом этаже, перемена кончается, а Субботский (ещё не уехавший в свои заграницы, вестимо) экспертно так говорит нам, что пора выбрать фронтмена.
А мы и не знаем слова такого, смотрим на Щиголя с сомнением – мол, поёт-то и песни пишет вроде он. Нет, говорит, Субботский – не выглядит Щиголь как фронтмен, он какой-то пай-мальчик, комсомолец на вид. А вот Лёха Касьян – и длинноволос, и очки у него как у Леннона. Возьмите Касьяна! И мы взяли. Правда, ненадолго.
Тут важно вот что вспомнить: на момент кучкования вокруг готовых выпасть из рук пионервожатой электрогитар, двух синтезаторов и ударной установки, никто из нас знаком с этими инструментами не был. И вот, когда вожделенное случилось, и мы на троллейбусе повезли инструменты домой к Щиголю с Арбата на Таганку, установили их там, по очереди хватали то одно, то другое, как бы выясняя таким образом, кто к чему склонен. Мне длинным грифом и экзотическим каким-то видом понравилась чёрная Гитара «Бас-1» (в дальнейшем, после перестановки звучка с другой школьной бассухи, доставленной на операцию Петей Жаворонковым, и дизайнерской белой добавки меж колков – ReekenBlacker, по аналогии с HamsterCaster) и я перехватывал в этой бесконечной «групповухе» у Минлоса её всё чаще, так и сжился с нею, стал домой увозить. За барабанами все пытались играть то «Наутилус», то просто какие-то экспромты – но никто убедительно барабанить не мог, даже идеальный фронтмен Касьян. И тем более Андрюха Некрасов, обладавший уже кудрявым имиджем, но не талантом улавливать ритм и населять его «переходами». Минлос, кстати, стал ходить учиться в «Красный химик» — чем доказывал серьёзность своих намерений сделать рок-гитаристом и прославить наш коллектив.
Итак, группу, которая ещё не обрела названия (варианты были смешные: «Зелёный абажюр» — почему зелёный? Булгаковщина? «Генератор усиленного напряжения» — сокращённо ГУН) Субботский не только окормлял на старте, но… Посещал и на репетициях!
Это было внезапно – мы тогда перетащили барабаны обратно в школу, и репетировали прямо в актовом зале, готовились к первому, апрельскому концерту… Для нас Субботский был уже давно в том недосягаемом мире, где рок и зарождался, прогуливался по Лондону. И вдруг, в ходе обыденной, скучновато-подслеповатой какой-то репетиции, мы узрели на дальнем ряду не просто прохожего по пятому этажу (а какие-то школьники периодически заглядывали и слушали), а солидного длинноногого старшеклассника. Он расселся на заднем ряду, вытянув вперёд ноги, но не снимая старенького выцветшего голубого плаща. Это был Субботский – видимо, какие-то дела в Москве ещё имеющий и приехавший сюда внезапно для нас. Не пошёл к сцене, как все школьные и около (тот же Тихон Шаров, друг и гуру нашего барабанщика Пети Жаворонкова) тусовщики – здороваться, а восседал как художественная комиссия, сличая наше исполнение «Битлов» с оригиналом. Признаться, я играя на первом концерте Get back и Let It Be – вообще оригиналов никогда не слыхивал!..
Субботский являл собой один – целую худкомиссию. Когда он понял, что его со сцены заметили, не спешил идти здороваться, пользуясь своим солидным положением. Но мы-то понабежали, поздоровались, стали расспрашивать, как там, за кордоном?.. Смешные подростки периода перестройки – что ж ещё нас интересовало… Субботский был спокоен и не спешил ничем удивлять, чем-то хвастаться – внешне он ничем не отличался от прежнего Лёхи, моего одноклассника, одевавшегося всегда подчёркнуто скромно. Хотя известно, как спешили переодеться по-западному те, кто дорывался до заграничных раздолий супермаркетных!.. Джинса, вельветовые всякие шмотки, шотландская клетка… Он был киником и стоиком в одном лице (правда, мы не ведали тогда, кто это такие).
А потом был апрельский концерт (на этом и всех трёх ч/б-фото выше он товарищем Булчукеем запечатлён). Он записан, и я его обязательно сделаю общедоступным – благодаря покойному нашему школьному и первому отходовскому звукачу Володе Булчукею запись была не только на бабинах-исходниках, но и оцифрована им же. Вот был ли там Субботский – точно не помню, пусть уточнит. Хотя, мне отчего-то помнятся его скупые похвалы со словами «парни». И «теперь вам альбом надо записывать» — хотя, возможно, эти фразы ему приписывает моё оптимистическое воображение. Запись альбома воспоследовала вскоре в мае-июне – вот были времена! Оперативно всё делалось и коллективно – перетащили аппаратуру в гостиную дома у Щиголя, привёз Володя свой бабинник, и дело сделано (с одним-двумя наложениями всего). На фото Володя уже в моей комнате, на записи следующего альбома — «То, что должно быть коротким» (хотя, на тот момент мы видели его синглом «Свинцовый ветер» — потом переписали все тексты всех трёх композиций), это весна 1992-го. Инструментал писали сразу: гитару Минлоса (видную на фото колками и верхней частью грифа), мой бас, барабаны Андрюхи Белова.
Субботский о то время, конечно, был уже глубоко в Англии, делал первые шаги в высшем образовании там… Увидели мы, так и не ставшие с первого раза и альбома рок-звёздами, его в следующий раз уже в 1993 или уже даже 94 году зимой, если не ошибаюсь. Это была яростная пьянка у него дома на Проспекте Мира – Лёха привёз пиво в высоких банках с единорогом, а мы с Серёгой Лановым притащили из «комка» на Маросейке (откуда забирали Некрасова из редакции газеты «Глагол» — возможно, уже бывшей, но что-то они там издавать продолжали) какой-то лютый молдавский бренди с голубой этикеткой. Ну, а когда пьёшь сперва бренди, затем пиво из банки – знаете, что бывает. Приводили меня в чувство пребыванием перед зеркалом – хорошо действовало, кстати!.. В общем, такой был рокенролл: пьяно засыпающему и потому беспомощному в воображении своём мне, шептал о своей низменной любви к Вовочке (кликуха одноклассницы) наш лирический одноклассник Михайлов, ещё не сильно переформованный новой формацией.
Morning after в отходняке на узенькой кухне Субботских, намазывая хлеб впервые вонючим арахисовым маслом, мы за крепким чаем дискутировали с Пашей Каневским о новом альбоме «Антракса», которого пока не слыхали. Сходились пока на Faith No More, понятно – был ли тогда Паша уже преемником Севы Новгородцева, судить не берусь, но вскоре он стал главным металл-ведущим его радиостанции, диски ему слала вся трешерская Европа, и из этих дисков он собрал целую комнату с меблировкой… Кассета «Антракса» Persistance Of Time имелась в наличии, и мы заслушали двухбочечное начало во всеобщем восхищении. Дискуссии тогда о металле – напоминали теологические споры и занимали часы, занимали всё пространство кухонь и сознания. Преимущества того или иного гитариста, басиста или ударника, мы готовы были отстаивать вплоть до доказательств кулаком… Домой я забрал у Лёхи кассету Sony CHF – 90 с папой его ещё записанным альбомом «Кримзонов» Red – обалденно «тяжёлым» местами, что заставило в него вслушиваться далее. Так я открыл для себя арт-рок, в отходняковой вдумчивости будня.
И ещё (кажется, уже в следующий такой зимний приезд Лёхи – поскольку я был более стоек на ногах) мы, пока эсхатологические и мировоззренческие споры Михайлова и Каневского заполняли пространство гостиной, вытесняя оттуда атмосферу Лёхиного детства, ходили через Проспект Мира, за стадион «Олимпийский». Вдвоём на льду пруда в Екатерининском парке, ощущая пустоту и опасность ночного района, словно толкиенисты, скрещивали клинки – сучковатые палки парковой растительности. Палки ломались, но Субботский был рыцарем! Как и в карате, он был лучше, напористее – так странно, опосредованно и ролевО, он вспоминал своё тут детство…
Он всегда шёл как бы на шаг, а то и два впереди. Например, когда мы шли вдвоём в «Мелодию» на Калининском, я покупал без каких-то сомнений, ибо денег было только на одну пластинку, первый альбом «Мастера» (второй уже был, и был с автографом Сергея Попова!). А Лёха, бывавший в аналогичных винилово-сидишных магазинах Европы, с полнейшей уверенностью покупал сборник «Блэк Саббат» (там была такая транскрипция) – поскольку считал сборник очень удачным. Что-что, а уж сборники-то наши музыкальные критики и «Мелодия», используя все процедуры с авторскими правами – делать умели (ещё Лёха очень хвалил номерной сборник «Дорз», хотя я тогда и ведать не ведал, кто это, был увлечён одним металлом). Кстати, именно через тот советский чёрный сборник потом я проникся простотой драйва Оззиного бэнда, а через него и «Нирвану» начал понимать, наконец, как всегда с запозданием.
Субботский был не единственной нашей связующей с Лондоном нитью (на фото он с Шуриком Щиголём в одной из европейских столиц). Возвращаясь мысленно в длинное лето 1991 года, вспоминаю, как Виноградов из математического класса, следивший за концертами и альбомной работой Отхода, как только мы записали «Жёлтый свет», отвёз кассету с копией альбома… Дэвиду Гилмору. Правда, отдал его не лично в руки, а дворецкому – говорит, там целая полка в прихожей была для подобных подношений. Нынче, конечно, если б была такая опция, я бы тому дворецкому (мажордому, точнее) дал следующий альбом Отхода, более артроковый – «То что должно быть коротким» (1992-95, посвящённый Янке Дягилевой) или автотрибьют «То, что должно было быть» — филигранная работа нашего отходовско-эшелонного гитариста. Сводить он её пытался даже на студии Abbey Road, да-да. Только лучше-то свели некие студийные «арийцы» (но это секрет).
Ну, а о том, как были мы на последней, фееричной свадьбе одноклассника нашего Михайлова летом 2014 года с выступавшей там небезызвестной группой «Би-2» (нисколько а не впечатлившей в камерном формате), я расскажу отдельно и подробно, в продолжении «Поэмы столицы», чтобы не отвлекаться от заданной темы.
А тема – сорок лет назад «первый раз в первый класс». Сентябрь был не в пример нынешнему теплее, особенно солнечным было 1 сентября. Уже там и тогда Лёха попадал в категорию «высокие» и дальние – познакомились мы с ним только после нескольких побед его в битвах с моим другом-хулиганом Серёгой Козловым, в средней школе. Это я тогда сказал Козлову, чтоб отстал – его глупая ярость всегда разбивалась о бастион изобретательности в ударах Субботского, он был не по кулакам Козлову, был словно робот Вертер точен в движениях. Таким же остаётся поныне – велогонщик со стажем, кстати.
Да, совсем забыл – в эту нашу встречу Лёха осуществил исторический перенос ДВД Эшелона на туманный Альбион, преодолев вопросительность аглицких таможенников – логотип-то у нас идеологически ангажированный. Не смотря на наличие всех наших концертов (2002-2015) в «ютабе», собранные вместе, снабжённые меню, они впервые оказались в Англии. Как кассетка отходовская (TDK D-90!) в 1991-м в чемодане Виноградова. Вот и считайте, сколько лет спустя. Однако потряхАние сединами – не в нашем стиле, не в этом дело-то. А в дружбе, в товариществе, в неясном и нам всем до конца сплочении рок-образованностью, рок-идентичностью Поколения 70-х годов рождения.
