(Русский) Винтовка-фест#2020. Вид из лужи (Послесловие)

Disculpa, pero esta entrada está disponible sólo en Ruso. For the sake of viewer convenience, the content is shown below in the alternative language. You may click the link to switch the active language.

Самый финал «Винтовки2020» был окрашен для меня и в эйфорические тона чужого пьяного драйва (в фотосессии замешкавшись не принял участия), и в негативные собственные эмоции (из Москвы пришло известие от нашего комсомольского и партийного секретаря, что Союз архитекторов желает перепрофилировать Мавзолей). Хорошо, что в этот день никто не сыграл «Некрофилию», а то вышло бы одно к одному… Тем не менее, главная, позитивная встреча этого дня уже состоялась, но я толком её не осознал. Поскольку тот самый продвинутый бородач Денис, с которым потолковали и зафрендились мы после выступления, оказался Денисом Осначем. Эпизодическим героем не одной лимоновской прозы! Это нынче высокое звание. Иногда полезно заглядывать в соцсети – а то за грохотом гитар я просто не расслышал фамилии. Наклейка «Дома Советов», его группы, как тов. Оснач признался, созданной под влиянием явления Эшелона в боевых нулевых – таким образом и стала моим талисманом, и первоначальный план наклеить её на свой отходовско-эшелонский бас я реализую в скором времени.

Боевого драмера рок-коммуны Жэку Горшкова к тому моменту уже смыла волна его рокерских питерских друзей, и он на ночлег в горкоме РКРП не рассчитывал. Так вот, далее у нас была задача – собрать инструментики и плавно двинуться провожать Славу Горбулина на Ладожский вокзал, откуда по новой моде (и значительно дешевле маршрута из Москвы сюда) отправляются плацкарты. Времени было достаточно – поезд отбывает в два часа ночи, и мы неспешно потащились с «рынка имени Брата-1» к Сенной. Доехали мы к сказочно сияющему в ночи откуда-то сверху, точно дворец Снежной королевы, Ладожскому – на метро с небольшим запасом времени. Но как выяснилось тотчас – обратных поездов уже не было, выйти можно, войти уже нельзя. Попрощавшись со Славой, мы с Алексом присели в тоже возвышенной привокзальной забегаловке-стекляшке, так сказать, осознать всё произошедшее, глотнуть ночного кофейку с мистером-твистером вприкуску и продолжать дальнейший путь в эту бесконечную, но уже заморосившую питерскую темноту…

Тут выяснилось, что наши товарищи-коммунисты, частично не дошедшие до второго этажа «МаниХани», всё ещё фанатеют неподалёку оттуда на концерте какой-то иной, здешней группы. И весело так фанатеют, судя по голосам. Насыщенный в Ленинграде карантин, надо признать! Мы, однако, их не торопили, вживаясь в обстановку, благо что и единственно работавший за полночь «Бюргер» нас не гнал из своего тепла под дождь. Нам было приятно, что выступление прошло без потерь, и легендарного отца-основателя МРК Славу мы вернём в лоно смоленской рабочей житухи. Кстати, здесь он «Русское поле экспериментов» спел как-то уж совершенно правильно – словно передавая нам ухмылки и недомолвки чествуемого Егора…

Далее подразумевалась загрузка в горком, но вот дозвониться тамошнему дежурному нам не удалось. То ли заснул, то ли ушёл, нас не дождавшись в приличное время. Тут прибавился ещё и факт более важный: развели мосты.

«Где для одних новичков график развода мостов» – вспомнилось мне из «Текилы». А ведь как приятно помимо неприятности, вот и мы включились в эти городские ритмы! И теперь товарищи велят нам прыгать в то же самое такси и проделать те же полчаса пути, только в ином направлении, где водораздела уже не будет – в Пушкин. В дожде это было и не так важно.

Хотя, нет – важно. Сквозь оранжевый из-за придорожных огней дождь и перебарывая укачивающее воздействие езды, я наконец-то увидел новостройки, которыми столица Великого Октября нынче оканчивается – и должен отметить, что в этой части северной столицы Москва и Питер, отличаются мало друг от друга. Плотно построенные, приставленные друг к другу по законам теплоцентраля и прочих вековых устоев, шестнадцатиэтажки – как бы в полосе отчуждения, и по стилю, и по сути. И не тот город, что их породил и себя в них продлил – и явно не пригород. Некая новая земля. Только тут она равниннее Подмосковья. Где-нибудь по пути в Подольск – похожие пейзажи, этакие крепости у дорог, вместо пушек из бойниц выставившие цены за квадратный метр и телефоны буржуев, желающих нажиться на вас – бездомных, но с покупательной способностью, либо с ипотечным желанием ярма на шею…

В Пушкин, а точнее к станции «Царское Село», мы прибыли значительно ранее наших товарищей, пришлось постоять под повсеместно родимой и красивой сталинской архитектурой, дугообразно очерчивающей площадь у станции, пожить ночной жизнью вместе со здешними человеками. А они, соблюдая меры карантина, – забегали в местные продающие алкоголь магазинчики (хотя давно было уже не 23 часа). Я же вглядывался в ближайшие дома через арку, под которой мы с Алексом скрылись от дождя, но не скрылись от ветра – и вспоминал Воронеж. Точно такая же композиция домов у вокзала, – и там тоже, не непосредственно в этих домах, но в городе обитают наши товарищи. Правда, в КПРФ, ну да у кого как сложилось, депутатствуют зато… И ещё в Минске такие неоклассицистские объятья домов распахиваются у железнодорожного вокзала, который внутри весьма современный.

Мы (ну, точнее я, а не Алекс, его отчего-то сигареты греют – видимостью огонька, наверное) уже начали подмерзать в продувной сырости, но тут товарищи-ротфронтовцы со стороны станции, дворами всё же появились. И нас согрела пушкинская кухня в классической «сталинке» с аутентичной фурнитурой (поколения 1950-х, у меня дома такая же)! Конечно же, нашлись желающие тут не только чайку глотнуть и подогрето пообщаться, но я решил поспать, два ночи уже, – потому что планы были встать пораньше, чтобы вполне насладиться красотами Ленинграда.

И утро ответило взаимностью! Солнечное, светлое… Я первым вскочил в посапывающей двухкомнатной квартире, приготовил чаю с чабрецом покрепче, закусил его кексом и не зря прихваченным ещё из Москвы горьким шоколадом для бодрости мыслей. Быт коммуниста, какой бы фракции он ни был, всегда понятен и интересен другому коммунисту – магнитики и даже награды на холодильнике выдают кино-инкорпорированность, но тут же есть и признаки «маоизма», друзья жалуют, как есть и признаки присутствия иногда кого-то из детишек… Удивительно, как непритязательны и не скрытны в своём бытовом микромире мы, умеющие теоретически видеть будущее человечества без классов и денежных единиц, без прилавков и прочих барьеров – вплоть до государственных границ… Так было в 1920-х в коммуналках комсомольцев и Калинина или Будённого (докфильм Романа Кармена, да-да – «Москва-1932»), например, так и в 2020-м, в газифицированной широкооконной «сталинке». Увы, товарищ, с которым поговорить о кинематографе хотелось бы этак часа четыре к ряду – крепко спал, потому что до четырёх ночи длились беседы москвича и ленинградцев об актуальных политических вопросах. «Беседы без масок»…

За окном на фоне идеального пейзажа за деревьями, дома-визави с широкими окнами, на утренние поезда шагали слева направо матросики – «служба идёт», ударники же рок-фронта только пробуждались. Растолкав Алекса, я сложил так и не пригодившийся спальник в колёсный рюкзак, пришлось всё же разбудить и товарища Паутиныча – попрощались и побежали. На табуретке времён деда-фронтовика остались две мои книжки.

Надев гитары почти как школьные ранцы, мы покинули гостеприимный дом и решили немедленно отправиться, не гуляя по Пушкину, в Ленинград. Солнце звало! «Солнце за нас» – вспоминалась песня некогда (1989-91) очень мне дорогая. Как грела она воображение в зимних ночах московских, как быстро вертел пластинку «Алисы» мой проигрыватель «Рондо», который я уже исхитрялся использовать и как колонку для гитары «Бас-1»!.. Поняв, что «Подорожник» не годится для оплаты пригородного проезда и натянув маски, мы прошли через турникеты и оказались посреди солнечного утра, ничем не омрачённого, а станция при этом называлась «Царское село», что для москвича уже когнитивный диссонанс – город Пушкин, а станция другая…

Впрочем, прибывшая электричка не дала более времени на созерцания и сомнения, мы сели в почти пустой вагон и понеслись по равнине обратно в Питер, как бы считывая наоборот все те новостройки, только после ночного оранжевого дождя подсохшие и вычищенные. Возможно, такое кажется любому туристу, но тут стройки не сопровождаются таким количеством мусора и неразберихи, как в Подмосковье. Путь на Витебский вокзал (где я ещё ни разу не бывал) занял всего двадцать минут.

«Раскрывая в самом себе взятие Зимнего» – так бы назвал это фото с «Авроры» 2019 года

И вот тут меня посетило первое дежа-вю. Я ведь точно помню, что на «Вахту памяти» 2008 года мы с активистами СКМ (Союз коммунистической молодёжи) и ФСМ (Федерация социалистической молодёжи) выезжали с Балтийского вокзала. Но и этот вокзал, и даже издали кажущийся павильоном кафешек, где готовят «традиционную вахтопамятную яичницу», как говаривал Семён Борисович Борзенко, – показался Балтийским. В общем, как там у Стинга-то? I’m an alien – приятно чувствовать себя гостем в городе, который знаешь очень мало, фрагментарно. Мы постановили с Алексом пешком дойти до полуподвальчика, в котором вечером предстоит проводить презентацию, дабы оставить там книги и прочие гитары и налегке рвануть на «Беговую», к заливу…

Мы шли, а утро, переходящее в день, и не думало портиться, солнечность не уступала облачности.

Наверное, я бы мог догадаться, что собор с голубыми куполами, выглянувший на нас из-за ездою машин поднятого тумана, это ориентир близости гостиницы «Ленинградская» (ныне, «Азимут-СанктПетербург»), но не догадался. А был это «Технологический Институт» – на карте метро если ориентироваться. И был это, безусловно, миг того счастья и свободы путешественников, когда город ощущается всем своим целым в отдельных частицах – например, в странно и парадно (по разнарядке – с «Дня флага», с августа остались) вывешенных на балконы триколорах… Последний раз я такой путриотизм видел только в Киеве, но там были биколоры, жовто-блакитные, само собой. Вывешенные за евро-отремонтированные балконы, в основном.

И мы продолжали наш восхищательно-познавательный путь (а во мне отчего-то прямо всё поёт, когда с городом наедине и при хорошем освещении) к 12-й Красноармейской. Красноармейских улиц много, более десятка, словно шеренги солдат, идут они по возрастанию – и мы даже сперва немного заплутали, но вернулись на верный путь и искомую арку обнаружили. Долго стучались в окошко, за которым шла в полуподвале репетиция загадочной группы – вот же, каков творческий процесс ленинградский, ни часа свободного в небольшом помещении! Добавив к играющим гитарам свои две неиграющие, в чехлах, мы поспешили удалиться, дабы вернуться уже к началу нашего мероприятия.

Сбросив вес гитар с себя, мы словно прозрели – точнее, проснулся мой фотоаппетит, инструмент для утоления которого я не забыл прихватить и зарядить свежими батарейками. Или это всё же Ленинград стал к нам благосклоннее?

Отчего по пути туда мы ничего такого не замечали, а теперь – лужа за лужей?

И не только в них, конечно же (хотя именно этого я и ищу), а во всём пространстве вокруг, включая вертикаль, просматриваемую строго по линиям улиц – отражался тот Ленинград, который запечатлён импринтингом в моей внутренней геолокации с 1980-х, с первых визитов сюда дошкольником и второклассником.

Честно признаюсь, мне так не фартило и в Москве-то с 2006-го года (цикл «Лужи, люки и дома», выставка прошла в 2014-м осенью). Посчитайте, сколько рыбак ждал путины…

Тут ещё важно поймать настроение луж, приловчиться к этой особенной оптике вИдения домов.

Меня научил – не специально, просто так же гуляли по Днепропетровску и Запорожью, – этим финтам Вилли Мельников, светлая ему память. Поэту и фотохудожнику необыкновенно талантливому и странному, знавшему Пелевина ещё как заурядного наркомана… Вилли когда ещё фотографировал меня со стопочкой у Ирины Губановой в гостях, показывал тут же результат – как бы доказывая, что он не на плёнке, а всегда заранее в том что видит око, да не всегда оптика ймёт…

Наблюдая моё страстное порхание над лужами в поиске того угла зрения, который уловит максимум красоты домов, Алекс не удержался и занял это непотребство на видео. Это и впрямь напоминало поведение кота, выслеживающего мышей. Жаль, не видел пока того видео и не могу добавить сюда.

Зато есть лужицы мои любимые. И это, скажу я вам, концентрат Питера – за которым я сколько раз сюда ни наведывался, а получил впервые.

Всё время от радости лезла в голову цитата из «Первых свиданий» Арсения Тарковского, не подходящая конкретикой, но верно выражающая настроение и восторг: «Когда настала ночь, была мне милость дарована, алтарные врата отворены, и в темноте светилась и медленно клонилась нагота…»

Какая тут может быть нагота? И ночь тут совершенно не при чём…

Насытить более банальный голод мы зашли в заранее примеченную столовую «СССР» – опять же, в отличие от московских аналогичных мест и цен, тут можно пообедать за двести с небольшим рублей, быстро, без очереди и качественно. Правда, второе блюдо грелось в микроволновке и получил я его в руки раскалённым – но ей-богу, даже лёгкий ожог не мог испортить столь идеального утреннего драйва.

Перекусив и попутно погрузившись в некий скучный сериал о семейных изменах, мы вышли, и я вновь стал «нырять в лужи», снимать рубашки…

Именно одежду Ленинграда, его рубашечки домов – из старого гардероба, я и выслеживал в волнении луж. Которые, конечно же, не давались так вот, запросто. Ветер – иногда яростный, подгонял эту мою охоту, и мы вскоре вышли к Обводному каналу, где лужи немедленно исчезли, перестали даваться моему алчущему оку.

Однако и этого уже на выставку хватит, радовался я пока Алекс спокойно закуривал на солнышке и таком ветриле, что становилось ясно – впереди Балтика… А у нас впереди метро «Балтийская», откуда мы и… Впрочем, нет, решили погулять поосновательнее, тем более что отсюда-то, от «Балтийской» я знаю путь к местам недолгого гостиничного проживания в 1983 году. Можно было бы пройти и напрямик, не пересекая канала – но кто запретит тут гулять хаотически нам в такую погоду? Дорвались! И это в период ослабленного, но всё же карантина.

И мы дважды, то отдаляясь, то приближаясь – видели апогей, торжественно выстроенную кульминацию города в этом участке, где все прямые улицы-линии обязательно стремятся стать восклицательными знаками, – «Варшавский экспресс», который визуально звучал издали громче названия вокзала. И мы ещё не понимали, что он точно так же, как Балтийский вокзал, небольшой, и вдобавок отделён от нас каналом. Но город бушевал вокруг, как и ветер – не жизнью, карантинная жизнь напротив была скупа, – и именно своей выстроенностью. И чем сильнее разгорался аппетит визуала, всё та же попытка распробовать вкус ветра, понять некую особенную «вкусовую» (цветовую и линейную) составляющую Ленинграда, – тем чаще мы возвращались к пройденным местам. Как, например, к «Магниту» и угловому модерново-рыцарскому дому, который будучи отделан внизу по фризу чёрной плиткой, создавал то самое чувство, ощущение пребывания в Ленинграде, которое было у меня и в детстве при первых визитах.

Когда ты и не знаешь устройства города, и вообще не понимаешь, в какой его части находишься, но глядя на этот первый этаж точно понимаешь, что не в Москве. Интуитивно достраиваешь воображением отсюда город до целого – совершенно неведомого тебе, но почему-то родственно даже как-то домашне уже понятого, прочувствованного. Потому что город и такой же, как твой, и другой, и дома – даже более уютные чем в круговой-лучевой увязке Москвы, но всё же здесь всякая линия, даже в извивах модерна/готики, будет стремиться распрямиться и вписаться в квадрат и прямоугольник, а московские аналоги окажутся заверченными кольцами невидимой центрифуги и подогнаны под эту гео-гелиосо-метрию…

Вот что я так давно тут пытался не увидеть, а именно пройти, пройти, не очень-то высоко, не вверх на дома глядя – направление, тяготение линий. Как бы ни поворачивали улицы, они не начнут танцевать хороводом, как в Москве – и Кривоколенный или Кривоарбатский, тут невозможны. Тут вот какой есть.

И он обязательно выведет к дому, который отразится истинно, своей душой – только в луже. И только оттуда станет виден Ленинград, сколько бы он ни был сейчас Петербургом…

Да, вот эта улица, практически от метро и через канал ведущая – и была для меня тогда утомительным, холодным путём во временное жилище, в «Ленинградскую», а там в ванную скорее. В те осенние каникулы мёрз я тут свирепо – откуда у второклассника жирок? А продувало здесь примерно так же, как сейчас, нещадно. Но теперь-то жирок есть местами, а тогда – увы. И я спешил прыгнуть в полуванную, сидячую, которой хватало и для полного погружения. И ещё была пена для ванн у тёти моей, балетмейстера, припасена откуда-то, из зарубежных отелей, что тогда играло роль.

Есть места в твоём городе и других городах, где был некогда брошен условный якорь – где ты жил или живёшь, и потому оттуда, как из одного среди прочих возможных центров, ты выглядываешь, иногда во снах, иногда просто в воображении… Этот «центризм» живёт в тебе, и потому на него хочется иногда взглянуть и снаружи.

Ленинград мне открывался отсюда последний раз в 1983-м, как было уже сказано, до уже совершенно взрослых визитов.

И в этот раз, словно просчитав чёт-нечет, город не просто смилостивился, а подлил в чашу впечатлений щедрых луж и отражений себя иных, и я утопал в них вместе с объективом настолько запойно, что даже Алекс перестал улыбаться и снимать, как я снимаю, а сел перекурить…

И далее – чудо, – там, где мы покупали тогда визитные карточки, а точнее их пустые бланки (для Москвы – дефицитнейшая вещь), и поныне нечто типографское проживает с магазином. То есть – не перепрофилировались. А эти карточки тогда я гордо привёз в Москву и на печатной машинке аккуратно заполнял, чтобы похвастаться дома у Жэки Стычкина. Там была синяя виньеточка и две пунктирных линии, продавались карточки в красивой упаковке. Явно локальное ленинградское изобретение – но имеющее ГОСТ. Я изобрёл систему крепежа карточек к листу бумаги, чтобы загонять их в барабан печатной машинки и попадать буквами точно по строчкам.

Вот так пойдёшь по местам детства – а тебе и отражения навстречу. И дом, который я за пару приездов летних отыскать не мог, а он вот где, словно усмешка. Как продолжение пространства, которого я почему-то не замечал тогда, второклассником – тот самый дом из Питер-ФМ… Вообще, это особое искусство, чтобы город жил пространственно в твоём фильме, и там он есть, там он манит. Хоть фильм и попсоват. Но красоту из него не вычеркнешь.

Интуиция не обманула – на мост и в центр, а там уже мы просто не могли не причаститься кофием, потому что требовался допинг, и ветер начинал выдувать тепло, хотя солнечно было местами. Миникофейня сети «Щелкунчик» отчего-то навеяла не бодрость, а сон – сказывался недосып, но мы бойко двинулись дальше, вернулись в итоге к «Сенной», откуда вчера отбывали. А дальше – и в метро об этом предупреждали, – ветрила на поверхности начался такой, что попутную к «Беговой» станцию просто закрыли на выход и вход в виду опасности затопления, близковато она к морю.

Зато когда мы, прихватив немного горячительного, вышли супротиву ветру в парк 300-летия, Финский залив напоминал пахоту. Такого цвета были буйные волны – точно это не холодная Балтика, а тёплая, только что вспаханная земля ещё не улеглась, с гребней обваливается подсыхающими «пенками»… Зрелище отражающегося в этой волнующейся пахоте Солнца объясняло многие хиты ЛРК – вообще, это пространство даёт многое, чего лишены мы в Москве, но сейчас не об этом.

Побродив и поиграв в прятки с неуёмным ветрилой возле фонтанов, мы всё же решили и честь знать – пора было двигаться к презентации, на 12-ю Красноармейскую.

Сама она транслировалась и запечатлелась на фото в самом финале, когда незнакомки и незнакомцы-завсегдатаи ушли.

А потом был дружеский разговор за коньячком и припасённми наливками, из которого выяснилось, что главный матрос этого корабля (в тельняшке) Борис не просто наш собрат-рокер, но ещё и томич, обучавшийся в ТГУ, то есть совершенно топографически, по плэйс-кодам родственная мне душа. Спешить нам было некуда, поезд наш тоже отбывал в два ночи, и мы только прикидывали, как отсюда шагать и ехать туда по ночи, но новые наши друзья, не только показавшие чудеса профильного книголюбского гостеприимства, но и рОково побратавшиеся с нами всеми, – предложили довезти всю ватагу до Ладожского. Если не разведут мосты! Это обстоятельство нас подгоняло, и мы плотно, вчетвером упаковались на заднее сиденье.

Наш боевой брат-коммунар Жэка, своими тяжёлыми строительными трудами недавно немного обогатившийся, вызвался оплатить бэндзин, но мы получили куда более мощное горючее – это Борис Большаков включил в машине свои композиции. И тут у Алекса, знавшего Горшка лучше чем я Славу Горбулина, и у Жэки – случился единовременный восторг. Большаков нашёл некий медианный вокал между стилем Горшка, Цоя и Летова (по крайней мере, текст песни об этом говорил)…

Так и запишите в протокол:

Мой духовный лидер рок-н-ролл!

Звучало сколь старомодно, столь и непреклонно, и именно это упрямство, это сугубо питерское, консервативное новаторство – подкупало, и мы слушали композиции дальше. У Ладожского оказались довольно быстро и очень не хотели расставаться. Однако тут на долю нашей свежей дружбы выпало испытание – выяснилось, что Жэка свои барабаны оставил в камере хранения Московского, а не Ладожского вокзала. Что делают в таких случаях друзья? Прячут недопитую водку, – и в бой. Прыгают за руль – словно в истребитель, – и вперёд! Мы сели на этот раз чётко экипажем, вчетвером, чтоб машина легче шла. Мосты не должны развести. В крайнем случае – успеем на метро.

И вот теперь-то абсолютно другой, ночной Питер на высокой скорости принял нас в свои проспекты под песни Большакова. Это был «Питер-ФМ», но не на экране, а в жизни. Не мог наш сюжет завершиться банально и лениво!.. И мост Александра Невского в одну сторону нас пропустил, за десять минут мы домчались от вокзала до вокзала, Жэка выудил свои барабаны, мы подождали его под видом стояния в пробке и сорвались в обратный путь. И под Альянсовы возвышенные «на заре небеса зовут меня» мы успели на мост вновь – отблески центральности Питера в чёрной Неве предсказывали времена похолоднее и одновременно прекраснее. В итоге у «замка Снежной королевы» мы выгрузились уже окончательно, желающие хлебнули из дружеского горла на прощание, и чтобы на этот раз наши друзья успели до развода мостов, – попрощались, потопали в горку на посадку…

Сказочный день, о котором в карантинном сумраке Москвы можно было только мечтать, завершался. Выяснилось, что поезд петрозаводский стоит лишь пять минут, он тут проездом. Но мы проявили дисциплинированность, оперативно загрузились по паспортам и тотчас, оказавшись по местам, задрыхли снами праведников.

Остальное покажем вам на сайту Эшелона, когда смонтируем нашу роуд-сторию!