Всё у меня через кассеты ассоциируется — ничего не поделаешь, носитель первичен! Как и Слэйер, вытеснивший советскую аудиозапись со «студийной» кассеты, так и в данном случае — кассета сама, плёнка была советская, новейшая, МК-60-5. Причём новенькая — она прилагалась к портативному фиолетовому моно-магнитофону «Вега», который мама подарила мне в честь дня рождения, кажется, и год это был уже 1989-й, март.
Купили в «Радиотехнике» на улице Горького — мало кто поверит сейчас, но у прибалтийского завода, снабжавшего весь СССР аудио-техникой, был свой фирменный магазин на главной улице страны, напротив гостиницы «Минск» (ощущаете и тут антиснобизм пролетарской столицы?), между Пушкинской и Маяковской. Правда, там не только его продукция продавалась, а и омской «Веги», например, но назывался он именно как завод. А март был ещё зимний, и балкон потому был ещё закрыт — сейчас поймёте, почему это важно.
Последовательность была такая: поскольку у меня давно закончились папины кассеты (их было всего четыре: Окуджава, Лос Парагвайос, Высоцкий и кто-то ещё), на которые уже по нескольку раз я записывал разные металлы, нужна была кассета новая. Купить было не так просто и вдобавок дорого — а тут уж за компанию с «мафоном» шла, так отчего бы тотчас не исполнить и другую мечту? Альбом всё того же 1988 года рекламировала тыльная обложка всё того же стычкинского «хаммера» (который он впоследствии мне подарил — а я Мише Мэйдену передарил) — и я давно знал, что он мне нужен!
Побежал в «Ниву» на Калининский (Мелодию), закатал на 60-минутную — однако он туда не влез, собака. Слушать в первый раз альбом, однако, я стал не на новенькой «Веге» (хотелось стерео!) – изделии, явно поспешающем за западными образцами, я видел похожие, очень часто меняющиеся у Жэки (его папа подфарцОвывал ими) однокассетники с ручкой и одной колоночкой — фирмы «Филлипс», например… Поскольку баловала меня не одна мама, а ещё и тётя, родная её сестра — выездная, ибо балетмейстер, а ранее солистка Большого театра, – у меня был до «Веги» уже собственный плеер! Правда, фирма вас смутит – Unisef, но поверьте, так именно он и назывался! И был не хуже «Сони» такого калибра, и привезён из Японии. Беленький, с трёхполосным эквалайзером на крышке. Я его берёг, на улицу не брал, чтоб не отобрали «колобки» (из Колобовских переулков гопота: «нажми на плАу!») — хотя для этого он и сделан, для прослушивания на ходу и даже на бегу (джоггинг)…
На нём же (но на диванчике своём спальном) слушал я Мегадет первый, всё тот же 88-й, и вот настал час, день, когда я вставил в него МК-65 с первой дозой Металлики. Странноватое, но безусловно радостное, мажорное, сказительное начало на сологитарах — сулило нечто сказочное и масштабное… Я сел за письменный стол, придвинутый к балконной двери, за окном белело что-то зимнее ещё — и возможно, рядом были подарки иные, на день рождения принесённые друзьями, я их долго не убирал, а некоторые и не распаковывал для продления радостей. А ещё лежали учебники, ведь надо было делать домашку после школы.
Но я погрузился в этот звук безвылазно — а он как налетел, как полонил своими ритмами! И конечно в наушниках-дебильниках это звучало не как из колоночки «Веги». Я сразу понял, что Металлика ухватила под микроскопом молекулярную суть трэша — высушила её до сухого остатка, и как саданула по ритму непредсказуемой сменой риффов по алчущим, точнее алкающим именно этого ушам подростка! Blackened is the end…
Тут было сразу всё, полная тарелка, до «объедения» — особенно во второй, титульной песне. Ни слова толком не понимая, но улавливая тему (так мы все, недоучки, и ловились на этом пути, воображая песни умнее того что написано!) о Правосудии, которое рушится и продаётся, я кайфовал от всех фишек «Металлики» – до смешного порой простых, как бы до элементов разбирающих риффы, конструирующих их на ушах слушателя, а затем усложняющих до двухбочечных «кастаньет» и побрякушек-«завитушек» симметричных ритм-гитар. Баса я там не слышал, но в то время ещё не очень вообще его роль вычленял и в других альбомах немногих классиков трэша, затёрших советскую и зарубежную эстраду на моих (отцовских) кассетах.
Далее шло азартное ожидание — какие ещё ритмические ловушки поставит Хэтфилд на пути «восточного лада» забористых риффаков? И надо признать, что шло всё по нарастающей. Shortest straw(insky?) как и «Пожинатель скорбей» – великолепно выходили за собственные, ранее созданные рамки. Альбом показывал, как создавать стиль и как его же расширять на удивлённых глазах-ушах фанатов…
Почитав, наконец, тексты песен в буклете купленного недавно диска, я понял, насколько умнее себя самой же последующей была тогда, в золотрЭшерском 1988-м наша группа-кумир! И самое удивительное: в момент когда в СССР бушевала буржуазная ревизия и реакция, их тексты тяготели влево, они были критичны к империализму, были эмоциональной, но местами вдумчивой критикой США изнутри. Ничего этого позже 1991-го на альбомах уже не будет – они рухнут в ковбойщину, попсоватую блюзоватость и дешёвую романтику…
Стрельба в единственной относительно лирической композиции One — тоже была понятна, о войне пели все трэшеры (слово это позже появилось, тогда был только несклоняемый стиль, в первом падеже и понимании). Кстати, названий песен я не знал и списать неоткуда было. Впрочем, чуть позже по «Метал хаммеру» я их вычислил, по хитпарадам выудил — и тут мы начали переписку с Мишей Мэйденом, ещё мне лично не знакомым, на партах нашей 91-й школы.
Помню, в классе биологии (вела её Елена Владимировна у нас в годы пубертатные наши) на втором этаже мы умудрились, вписывая по очереди альбомы Металлики – составить полную дискографию группы на предпоследней парте в правом ряду. Список песен 88-го тоже в духе буриме составляли на одной из парт (возможно, на той же — а вот мой Кинг Даймонд, выполненный с особой художественностью, Хандадаш Гаджиевич, завуч — заставил собственноручно оттирать «шкуркой» от парты в классе истории). И только потом, уже вместе играя в актовом зале всё той же школы (по окончании её, в 1992-95-м примерно) Nothing else matters, выяснили что это были мы! Кстати, из тех альбомов что я вписывал — слышал я только один, 1988-й. Остальные (как и ранний Слэйер – 1983 и 85) мне записывал уже товарищ Мэйден, причём с личных сидюшек, но это другие истории.